— Не бойтесь ни за Агнес, ни за себя, — сказала Кларанс позднее, когда провожала сестру в приемную. — Гийом никогда не причинит вам зла. Он слишком вас любит, чтобы дойти до этого!
— Вы, вероятно, правы, дорогая. Когда мысли мои сливались с вашими, мне показалось, что ко мне пришла такая же уверенность. Еще раз благодарю вас за помощь!
Ей нужно было кое-что купить в Туре. Она наскоро сделала это и успела вернуться домой до наступления сумерек.
Серое небо, берега набухшей от дождей реки навевали какую-то почти ощутимо влажную тоску, с которой она боролась, вспоминая слова Кларанс, благословенные минуты, проведенные в часовне.
Когда она ехала на своем муле вдоль стен замка, ее обогнал всадник, за которым следовали двое слуг. Свернув влево, они рысью поехали по дороге в Сен-Пьер-де-Кор. Она не успела разглядеть лицо незнакомца, но что-то ее при этом встревожило, хотя она и сама не знала почему. Всадник не мог быть Гийомом: ни его фигура, ни слуги не показались ей знакомыми. Чего же тревожиться, если все было незнакомо? Может быть, причиной было то, что ей показалось что-то знакомое в осанке этого дворянина на лошади. Что это был дворянин, она не сомневалась. Когда он ее обгонял, она заметила на ковровом покрытии седла и на ливреях лакеев красно-черный герб с горевшей золотом полоской. Однако эта геральдика ничего ей не говорила и ни о чем не напоминала. Она была уверена, что никогда раньше ее не видела. Ну да ладно, все это лишь ее фантазия!
Она чувствовала себя очень взволнованной, слишком нервничала. Надо попросить у гранмонского аптекаря успокоительного лекарства.
Дома все было спокойно. К ней подбежала Агнес с сообщением о том, что парижскую левретку Сендрину укусила сторожевая, которая ее невзлюбила и воевала с ней с самого начала.
— Вы перевязали ее?
— Сюзанна наложила ей повязку из настоя листьев лилии на водке.
— Это хорошо. Лучше не надо. Скоро твоя собачка поправится, дорогая моя. Но сторожевая становится для нее опасной. Их нужно держать подальше друг от друга, чтобы это не повторялось. К счастью, Финетт оказалась более гостеприимной, чем ее приятель!
Она поцеловала девочку, посмеялась вместе с нею, подобрала пряди светлых волос, окаймлявших покрасневшее от волнения лицо. Вот в чем была радость ее жизни…
Эти слова она повторяла про себя, снимая свой камзол из лилового сукна, подол которого был испачкан дорожной грязью.
Поселившись вновь в своей комнате в доме, Флори больше не возвращалась в башню. Она ее тщательно избегала.
После своего возвращения из Парижа ей с каждым днем было все труднее и труднее думать о прошлом, которое, как она надеялась раньше, можно перечеркнуть раз и навсегда, но забыть его оказалось не так-то просто.