— Ну, показывай…
— Мы добрались до Сопота. До самого моря. Никаких опорных пунктов не обнаружили.
— Врешь!
— Мы вышли к морю, товарищ полковник.
Комбриг наш был отчаянно храбр и столь же скор на расправу.
— Быть того не может! В лесу отсиделись! Трус и брехло… Сдать оружие!
Со слезами на глазах я вытащил свой пистолет из кобуры и передал его начальнику «Смерша».
— За невыполнение боевого задания — под трибунал!
«Вот тебе и свадьба в день Победы…» — мелькнула отчаянная мысль.
— Подожди меня в соседней комнате! — кивнул мне начальник «Смерша», взгляд его не предвещал ничего хорошего. Я долго сидел в какой-то комнатушке, все еще не веря в такой нелепый поворот судьбы. Я хорошо помнил, как расстреляли перед строем за трусость командира пулеметного взвода в прошлом году. Жуткая картина встала перед глазами. Во рту пересохло. Я достал фляжку, отвинтил крышку и поперхнулся — вода была соленой. Море!
Я вбежал с протянутой фляжкой к комбригу.
— Товарищ полковник, попробуйте! Мы вышли к морю… Я набрал во фляжку. Попробуйте!
Полковник плеснул в стакан из фляжки, осторожно пригубил, сплюнул…
— Соленая, черт!
Попробовал и начальник штаба, «смершевец».
— Морская… Факт.
— Ну, лейтенант, — покачал головой комбриг, и это надо было понимать как прощение. — Давай-ка еще раз покажи, как вы ехали…
— Оружие верните.
— Отдайте ему пистолет.
Начальник «Смерша» нехотя вернул мне мой «ТТ»…
* * *
Еремеев с трудом очнулся в кунацкой.
Странный бред… А может, сон. Это только после наркоза такие глюки. Да не глюки… Батя про эту фляжку рассказывал… Но ясно-то как! Как будто сам там побывал. Прямо как в песне — «все, что было не со мной — помню».
Нельзя на спине спать, спинной мозг перегреется, отсюда и кошмары. Он с трудом перевернулся на правый бок и только тут понял, что левую сторону груди изрядно покромсали: под бинтами заныла хирургическая рана.
Рядом, на спинке стула, чернело брошенное кимоно. Он дотянулся до него, уткнулся носом, вдыхая родной запах. Вдыхать запах человека, все равно что его звать. Если вдохнуть посильнее, то он возникнет, появится, материализуется из собственного запаха.
Он втянул носом изо всех сил, но возникла не Карина, а Герман Бариевич.
— Ну, как самочувствие? Что же вы мне, голубчик, не сказали, что у вас идиосинкразия к новокаину? А еще бывший врач. Так и окочуриться недолго… Ну, ладно. Все обошлось. Завтра встанете, покажу один фокус.
— А Карина где?
— В Москве. Выбирает свадебное платье. Не буду утомлять. Отдыхайте!
К вечеру он уже смог ходить. Вернулась Карина, сияющая, с огромными коробками. Сразу же надела роскошное белое платье и превратилась в воздушно-кружевную принцессу. Еремеев смотрел на нее и думал, что женщина, примеряющая перед зеркалом новую шляпку, выглядит не менее серьезно, чем премьер, выбирающий проект нового ракетоносца.