Артамоныч пробежал глазами, посерьезнел и вложил расписку в справку об освобождении.
— Теперь другой коленкор. Ну-ка, покажи, где здесь предохранитель.
Еремеев показал.
— У меня тоже пушка. В случае чего — отобьемся.
— А их много будет?
— Не думаю. Вот этого типа запомни хорошенько. Он может появиться. Рослый такой амбал-качок.
Еремеев достал паспорт Леонкавалло и показал фотографию.
— Запомнил?
— Ага. Морда кирпича просит.
— Оставь пока у себя. В случае чего сдашь вместе с пистолетом и моей распиской в Тридцатое отделение милиции. Это на Преображенке. Там меня знают. Найдешь следователя Махалина. Повтори!
— Отдать Махалину в Тридцатое на Преображенке.
— Порядок. Пошли. Держись от меня шагах в двадцати.
— Есть.
«Вот так происходит сращивание правоохранительных органов с преступным миром, — грустно усмехнулся про себя Еремеев. — Так рождается мафия. Поздравляю вас, крестный отец, с еще одним кланом».
Как и большинство его коллег, он самонадеянно полагал, что разбирается в людях, несмотря на то, что жизнь не раз, и не два давала понять обратное. Вот и сейчас он был совершенно уверен в человеке, шедшем за его спиной, ничуть не догадываясь о тайных мыслях весьма смятенного бомжа: рвануть бы от греха подальше, забросив «пушку» в ближайшую урну. Деньжищ аккурат до самого Иркутска хватило бы, да еще на веселую дорожку. Тем не менее он послушно следовал за странным ментом, сжимая в кармане новенького пиджака опасную игрушку.
Глава десятая
СЛОМАЙ ДОМ, ПОСТРОЙ КОРАБЛЬ
Карина пришла почти вовремя, опоздав всего на десять минут. Но и их хватило Еремееву для весьма мучительных душевных терзаний — предали его или нет.
— Взяла билет на ночной поезд, — объявила она, сбросив с плеча надоевшую за день сумку. Еремеев перехватил ее, и они спустились в уютный погребок, оформленный на манер старомосковского трактира. Официант зажег свечи на их столике, затем принес шампанское, рыбное ассорти и мясо в горшочках. Чуть поодаль пристроился, спустя некое время, и помощник для особых поручений, стыдливо спрятав под столик свои чудовищные башмаки. Карина не обратила на него никакого внимания.
— Я тебя провожу. — Еремеев разлил шампанское по бокалам и те зашумели, словно морские раковины в прибой. — И не поминай меня, пожалуйста, лихом!
— Не буду, — пообещала Карина, налегая на семгу с лимоном. Она тоже зверски проголодалась. — Вообще не буду тебя вспоминать ни добром, ни худом.
— Ну и правильно! У тебя начнется сейчас совершенно новая жизнь. Может быть, лучшая, чем была.
— Старую ты мне, конечно, здорово поломал.