«Ну, взгляни на меня!» — думал он, обращаясь к ней на «ты».
Лаура заметила его взгляд, ее ресницы дрогнули. Она повернула голову, глаза ее потеплели. Их руки остались на прежнем месте: у Рудольфа — на руле, Лаурины обхватили сумочку. При детях они не могли ничего сказать друг другу, но это было и не нужно.
— …сорок один, сорок два…
Рудольфа охватило давно забытое волнение, удивлявшее его самого своей юношеской свежестью. Кто бы подумал, что его можно еще чем-то удивить, в сорок лет он испытал и повидал как будто все: чистое, наивное, ранимое ядро в нем покрылось скорлупой снобизма, деланного оптимизма. Тем не менее сейчас он чувствовал себя молодым и счастливым, сознавал, что выглядит глупо, но не стеснялся этого, как не стыдится своей наготы ребенок.
— …пятьдесят шесть, — объявила Зайга. — Пятьдесят шесть вагонов.
— Пятьдесят… семь! — возразил Марис для того только, чтобы подразнить сестру, ведь он совсем не считал.
— Пять-де-сят шесть! — отчеканивая каждый слог, повторила Зайга.
Прогрохотал последний вагон, шлагбаум стал нехотя, медленно подниматься.
— Пять-де-сят семь!
— Дети!
— А чего она… — задиристо начал Марис, но вдруг, зажав ладонью рот, на полуслове смолк, потом, наклонившись к Лауре, прошептал ей что-то. Слышны были только первые слова: — Мама-а, у меня опять…
— Может быть, остановимся у того кудрявого лесочка? — спросил Рудольф, кивнув на облезлый ольшаник у дороги.
— Да ну… — сконфузился Марис. — Что я, худое решето, что ли? У меня зуб выпал. Еще бы немножко — и проглотил.
— Зуб?
— Да. Шатался, шатался и вдруг… — говорил мальчик, протягивая для всеобщего обозрения ладонь с трофеем.
— А красавец был! — пошутил Рудольф.
— Мне тоже немного жалко, да чего зря горевать, — серьезно ответил Марис. — Живи себе и поплевывай! Языком… э-э… уже можно нащупать новый. — Мальчик снова потыкал Рудольфа в спину, и, когда тот обернулся, он, задрав голову, показал темную дыру на верхней челюсти. — Видишь новый?
— К сожалению, нет.
— А он правда есть. Честное слово! Остренький такой… Погляди лучше. Э-э-э, вот тут!
— Не садись на письма, — охладила его пыл Зайга.
Лаура обернулась.
— Ты была на почте?
Девочка кивнула, подала Лауре всю пачку и, сняв через голову ленточку, отдала и ключик.
— Одно тете Вие, другое…
— Опять небось от жениха! — вставил мальчик.
— Марис!
— …другое от папы.
Не разглядывая, Лаура положила письма в сумку.
На проселочной дороге, когда машину подбросило на ухабе, старый зуб выпал у Мариса из кулака и куда-то закатился. Сопя и пыхтя в тесном пространстве между сиденьями, мальчик нагнувшись шарил по полу, Зайга ему усердно помогала, но все поиски были тщетны — зуб как в воду канул.