— Кто разрешил?
— Мы только попробовать, — сказала Зайга, положила ложку и покраснела.
— Возьмите из сетки колбасу. Но только, пожалуйста, с хлебом.
— А ты… не придешь?
— Процежу молоко и приду. Ты не знаешь, где чистая марля?
— Не-ет.
— А где бабушка?
Черенком ложки Марис показал на дверь Альвининой боковушки.
— У тебя языка нету? — сделала ему замечание Зайга.
— Ну, у себя, — буркнул Марис.
— В своей комнате, — поправила девочка.
Лаура заглянула в дверь. Но тут старые стенные часы в углу захрипели, откашлялись, и хутор огласился гудящим неторопливым боем.
— Мама?
Альвина сидела на кровати, сгорбившись. Очки с шерстяной ниткой вместо оглобельки съехали на кончик носа, глаза закрыты, в руках стиснут исписанный листок.
— Мама!
Ее ресницы дрогнули как от яркого света, глаза открылись — бессмысленные, безумные. Казалось, она вот-вот закричит, как в тот далекий февральский вечер, когда Рич вернулся без шапки, без ружья, без мотоцикла…
— За что? За что, скажи ты мне на милость…
Письмо выпало у нее из рук, Лаура подняла его, сложила, не зная, что делать.
— Хоть бы единое словечко… — Она раскачивалась в такт словам взад и вперед, взад и вперед. — Лаура, дочушка, за что? За то, что я носилась с ним, как кошка с котенком, по чужим людям, из дома в дом? За то, что отрывала от себя последний кусок?
— Тише, мама, дети…
Но Альвина ничего не хотела слушать,
— Встретила давеча Гермину Даудзишан, поздоровалась с ней — не ответила, — продолжала Альвина надтреснутым голосом. — Подхожу, спрашиваю: «Долго ты меня признавать не будешь?» — «До самой смерти!» До смерти, значит, как злодейку какую. Мы, говорит, загубили им жизнь. А наша жизнь не загублена? Никто бы, говорит, не захотел быть на ее месте. А я… а на моем месте? Покажи ты мне хоть одного человека, который хотел бы оказаться на моем месте!
В приоткрытой двери показалась фигурка Зайги.
— Что тебе, дружок?
— Что с бабушкой?
Молчание.
Зайга робко вошла и стала у косяка. На одной косичке расплелась и свисала с плеча лента, девочка поминутно одергивала слишком короткую юбку.
— Что с бабушкой? — повторила она громче. — Болит что-нибудь?
— Дадим лекарства и пройдет.
— Принести воды?
— Зачерпни из ведра, дружок.
Девочка принесла чашку, Лаура нашла корвалол.
— Выпейте, мама!
Альвина не ответила, ее зубы стучали о чашку, а взгляд, вперенный в стену, был пуст. О чем она думала? О том ли, как уходила отсюда по замерзшему озеру и, оглянувшись назад, прокляла Томарини? Или как возвращалась с Ричем, который вел на веревке пегую козу с острым крестцом? Или как на двор шагом ступил Лысан, тянувший пустую телегу с шапкой Рейниса? И вожжи тащились по земле, в них запутались пучки травы и сухая ветка. Или о том, как тогда заявился Рич… Или она тупо сидела, не думая ни о чем?..