— Отнеси, Зайга, чашку. Я только уложу бабушку и сразу приду.
Но не прошло и минуты, девочка явилась опять:
— Мама, а Марис электричество портит.
— Как это портит?
— Без конца жмет на выключатель.
Стоя на кровати в одной рубашке, Марис дергал выключатель вверх и вниз, приговаривая:
— …погасни — зажгись… погасни — зажгись…
Спальня то озарялась светом, то погружалась во тьму.
— …погасай…
— Марис!
Мальчик с шумом бухнулся в постель, зарылся с головой под одеяло, его тело тряслось — он смеялся.
— Ты мылся?
— Да, — глухо раздалось из-под одеяла,
— Он двигает ушами, — сказала Зайга.
Высунулось раскрасневшееся лицо Мариса.
— Иди мыться, — потребовала Лаура.
— Так я…
— Ты опять за свое?
— Так я же…
— Ма-рис, прекрати!
— А я без штанов, — упрямился мальчик.
— Где твои штаны?
— Остались на кухне.
— Ну, принеси ему, Зайга, — вздохнув, попросила Лаура: рубашка сына кончалась именно там, где она больше всего необходима, а расхаживать в таком виде действительно неудобно. Потом она снова повела его на кухню и все время, пока он медленно, лениво мылся, стояла рядом.
— Дашь в кровать котенка? — вытираясь, спросил Марис.
— Ты его мучаешь, — жалостливо упрекнула Зайга.
— Он любит спать со мной.
— Любит… Чего ж он тогда все время кричит?
— Ничего и не кричит.
Началась ежедневная церемония: дети заспорили, чья очередь брать в постель Котьку, потом Лаура пошла во двор звать котенка, но тот, словно чуя недоброе, не показывался.
— Ки-сань-ка! — зазывал Марис.
— Нет кисаньки. Ну, живо в постель!
По дороге Марис схватил что-то со стола.
— Что у тебя в руке? — спросила она, заметив черный продолговатый предмет.
Оказалось — коробка с акварельными красками.
— Без нее лечь никак нельзя? — сказала Лаура с грустной улыбкой.
— Ко мне тоже приди! — звала Зайга,
— Сейчас.
Лаура потушила свет и подошла. Глаза понемногу привыкали к темноте, на подушке проступил овал Зайгиного лица.
— Посиди!
— У меня, дружок, еще много дел. Посуду надо вымыть…
— Чуть-чуть, самую капельку.
Лаура присела на край дивана, обе молчали, старый дом был полон таинственных шумов, в окно стукнула ветка.
— Кто там?
— Должно быть, ветер.
За стеной старчески ворочалась свекровь, и под тяжестью ее тела, точно жалуясь, стонали пружины. Она все еще не могла успокоиться. Думала ли она о Риче? Или ждала Вию, которая снова где-то пропадала, охотней проводя время у чужих людей?
— Мама!
— Да?
— Папино письмо… было плохое?
Ветка снова побарабанила в окно.
— Нет, — ответила Лаура, — папино письмо было хорошее.
Молчание.
— Марис заснул?
Они прислушались — из угла слышалось ровное дыхание.