В ожидании бабушки они сидели перед домом, мальчик беззаботно болтал ногами. Подошел Тобик, приласкался к Марису и застенчиво обнюхал Рудольфа. Тот наклонился и погладил собачонку, она повиляла хвостом.
— Дурной еще! — пренебрежительно сказал Марис. — Ты не хочешь красной смородины, доктор?
— Меня зовут Рудольф. Можешь меня так называть.
— Можно… — согласился мальчик и, подумав, добавил: — В Пличах была собака Рудик. Только ее застрелили. По сукам шлялась.
Рудольф не мог сдержать усмешки.
— Ну, хочешь ягод? — еще раз предложил Марис.
— Знаешь, я лучше наведаюсь к Зайге.
— Мама сказала, что мне туда нельзя.
— А то заболеешь и ты.
— Да ну, так уж и заболею, — отвечал Марис, однако навязываться не стал. Как видно, он был дипломат: зачем ломиться силой, если можно потом, когда никто не видит, торчать там сколько душе угодно…
Зайга не спала, она полусидела-полулежала на двух подушках и вертела в руках что-то крохотное. Что именно, Рудольф не успел заметить: когда он вошел, она живо сунула это «что-то» в щель между диваном и стеной, и оно упало па пол.
— Здравствуй!
Зайга отозвалась беззвучно:
— …ствуй…
— Как ты себя чувствуешь сегодня? Я вижу — лучше.
Никакого ответа.
Заметив на тумбочке градусник, Рудольф хотел его посмотреть, но термометр уже стряхнули.
— Померим?
Никакого ответа.
Рудольф поставил градусник Зайге под мышку и сел на стул рядом с диваном, наверное, на тот самый, который ему пододвинули ночью. Тут он заметил норку в противоположном углу, возле нее был положен светлый кусочек — Рудольф пригляделся — белого хлеба. Кто же еще, понятно — Зайга сама вставала и бегала через комнату — ясное дело, босиком — положить эту крошку вместо предательски съеденного кусочка сыра.
— Это для мышки, да?
— Угу, — отозвалась Зайга, и ее щеки чуть порозовели.
— Что же, она приходит?
— Угу… Иногда одна приходит, а иногда две.
— Ты видела?
— Угу. Они выползают, когда гасишь лампу. Впотьмах. Лампы боятся, а луны нет. Когда луна светит, можно посмотреть. Поедят и потом танцуют.
— Танцуют?
— Угу, — порывисто подтвердила Зайга. — Танцуют и попискивают тонко-тонко.
Он не понял, то ли это плод ее воображения, то ли так было на самом деле. Танцующие мыши… Как в оперетте или как эстрадный ансамбль. А почему бы и нет? Почему это невозможно? Не потому ли, что до сих пор ему приходилось видеть только мышей, спасающих бегством свою серую шкуру? Может быть, это их брачный танец?..
— Я никогда не видел, как танцуют мыши, — признался Рудольф.
— Да?
— А что они едят?
— Они любят сыр, сало и очень-очень — подсолнухи, — охотно сообщила Зайга. — Зернышки вылущат и съедят, а шелуха остается,