В двенадцати километрах выше устья Анюя сливаются две его ветви — Большой и Малый Анюй.
Бонапарт сворачивает в Большой Ашой, ширина которого здесь не больше четырехсот — пятисот метров. Среди прибрежного кустарника появляются единичные тоненькие, как спички, лиственницы.
Лишь в половине шестого утра, когда почти рассеялся туман и в зарослях травы у берегов закопошились дикие утки, мы обнаружили не заросший кустами клочок берега. Это был небольшой бугорок высотой около трех метров с густой, мокрой от тумана и росы травой. Лучшего места ожидать невозможно; мы решили остановиться на отдых.
Петя с Сашей ставят палатку. Бонапарт, нарушая все таежные традиции, разжигает при помощи бензина костер, а я спешно разогреваю консервированный борщ и кипячу чай.
Сказывается вчерашний трудный день и ночной переход без сна. Мы клюем носом и вяло отмахиваемся от пляшущей над нами тучи комаров.
Наскоро проглотив этот не то ужин, не то завтрак, я забираюсь в палатку. Высоко поднявшееся солнце уже нагрело тент, от мокрой травы поднимается пар, над ухом звенят комары. Я не в силах подняться от разморившей меня усталости и прошу Петю развести дымокур.
Наконец все улеглись. Над крышей палатки гудит плотный рой комаров, с реки доносится оживленное кряканье уток.
Уже почти засыпая, я слышу что-то вроде звонкого фанфарного призыва, но, не успев удивиться, проваливаюсь в глубокий сон.
Десять часов утра. Закончив свои записи, я вылезаю из плохо натянутой покосившейся палатки. Петя разжигает костер. Бонапарт возится в лодке с мотором, а Саша, примостившись на крошечном торфяном бугорке, удит рыбу. К сожалению, у него нет наживки, и потому дело не клеится.
Мы еще не вошли в ритм путешествия и не установили хозяйственных дежурств, которые наладили впоследствии. Так как все заняты, я готовлю завтрак из лапши, мясных консервов и припахивающего дымом чая.
Жарко светит солнце, в голубом небе плывут редкие облака, и почти не шевелятся тяжелые листья ольхи.
— Какую часть всего пути мы вчера проплыли? — съев свою миску лапши и вытаскивая комаров из кружки с чаем, спрашивает меня Куклин.
— Приблизительно одну двадцатую, и притом самую легкую из всех двадцати!
— Какие же мы, однако, молодцы, что не побоялись отправиться к этому вулкану! — восклицает Саша.
— А что, собственно, в этом молодецкого?
— Как что? Вот мы, четверо, плывем в неизвестные края на лодке с древним мотором. Вы думаете, многие бы решились на это? Даже рации у нас нет на случай какой- либо беды!
— А ты не болтай о бедах, — сурово прерывает его Петя, — у нас их не может быть, мы не за тем поехали!