– Но, любезная юная леди, пожелания вашего отца! Конфиденциальность между отцом и ребёнком…
Мисс Трелони перебила его с выступившим на бледных щеках румянцем:
– Вы и впрямь полагаете, что это подходит к настоящим обстоятельствам, мистер Марвин? Отец никогда не говорил мне о своих делах, а теперь, в печальной крайности, я должна узнать о его пожеланиях от чужого мне джентльмена, о котором понятия не имела до того, как вскрыла письмо отца, написанное на случай такой крайности… Мистер Росс – новый друг, но я доверяю ему полностью и хочу, чтобы он присутствовал здесь. Разумеется, – добавила она, – лишь в том случае, если это не запрещено моим отцом. Ах! Простите меня, мистер Марвин, если я кажусь грубой, но я едва пережила ужасную беду и ещё не взяла себя в руки.
Она закрыла рукой глаза на несколько секунд, а мы оба, поглядев друг на друга, ждали и пытались казаться бесстрастными. Она продолжала, на этот раз твёрже:
– Прошу вас! Пожалуйста, не думайте, что я не благодарна вам за вашу доброту и за то, что вы быстро приехали. Я очень благодарна вам и полагаюсь на ваше решение. Если, по-вашему, так будет лучше, мы можем остаться одни.
Я поднялся, но мистер Марвин возражающе махнул рукой. Очевидно, ему понравилось её обращение, и он отвечал с сочувствием в голосе и манерах:
– Никоим образом! Никоим образом! Со стороны вашего отца нет ограничений, а я со своей стороны с радостью пойду вам навстречу, и, действительно, это может пойти на пользу. Из ваших разъяснений о болезни мистера Трелони и прочих случайных происшествий следует, что возможность зловещего развития событий должна управляться непререкаемыми инструкциями вашего отца. Ибо, пожалуйста, поймите меня, его инструкции неоспоримы – никем. Они настолько жёстки, что он наделил меня «властью поверенного», позволяющей мне надзирать за выполнением их. Поверьте раз и навсегда, что все содержание письма устремлено к вам! Пока он жив, он должен оставаться в собственной комнате и ничто из его собственности не может быть перемещено ни в коем случае. Он даже предоставил список предметов, которые не следует двигать.
Мисс Трелони молчала. Она казалась опечаленной, и, полагая, что знаю причину этого, я спросил:
– Мы можем посмотреть этот список? Лицо девушки тотчас просветлело, но снова погрустнело при быстром ответе поверенного, – а он явно был готов к этому вопросу.
– Только не в случае, если я принуждён применить власть поверенного. Я захватил этот документ с собой. Вы поймёте, мистер Росс, – добавил он с деловой убедительностью, подмеченной мною раньше в его профессиональной работе, подавая документ, – как сильно он составлен и насколько исчерпывающе доверитель высказывает свои пожелания, исключающие любые уловки. Таковы его собственные слова, не считая некоторых формальностей, и я заверяю вас, что редко видел более надёжный документ. Даже я не имею права позволить малейшее послабление его инструкциям без явного нарушения доверия. А это, сами понимаете, невозможно. – Очевидно, последние слова он добавил, чтобы предотвратить взывания к его сочувствию. Впрочем, ему не понравилась жёсткость собственных слов, и он добавил: – Надеюсь, мисс Трелони, что вы поймёте моё искреннее и однозначное желание сделать все, что могу, в пределах своей власти, для облегчения вашей беды. Но в поступках вашего отца были собственные цели, которые он не раскрывал мне. Настолько я могу видеть, в его наставлениях нет ни единого необдуманного слова. Та идея, что была у него в голове, – идея всей его жизни; он изучал её со всех сторон и готов был защищать по всем пунктам.