Сказав это, Феридэ прижалась головой к моему плечу и зарыдала. С трудом сдерживая слезы, она продолжала рассказ: «Перед смертью доктор вызвал меня и сказал: „Феридэ, теперь я не боюсь, что ты будешь нуждаться, все мое наследство переходит к тебе. Скромному человеку этих денег хватит на всю жизнь. Но меня волнует другое. Женщине нельзя жить одной, даже если она богата. Деньги — одно, а любовь, тепло — совсем другое. Феридэ, если хочешь, чтобы я умер спокойно, поклянись, что после моей смерти ты поедешь в Стамбул к своим родным. Если даже не захочешь остаться с ними навсегда, то поживешь там хоть два-три месяца. Жизнь — бесконечна. Может, когда-нибудь родные будут нужны тебе. Или случится, что в один прекрасный день ты затоскуешь о семейном тепле… Словом, милая Феридэ, если я буду твердо знать, что ты помиришься с родными, то умру спокойно, не буду тревожиться за твою судьбу…“
Я плача обещала доктору выполнить его последнее желание. Но и этого ему показалось мало. Он просил меня помириться с моим бывшим женихом, говорил, что Кямран когда-нибудь станет для меня старшим братом. Доктор передал мне запечатанный сургучом пакет, который я должна была своей рукой вручить Кямрану.
«В этом пакете, — сказал он, — старая тетрадь, которая когда-то очень огорчила меня. Я хочу, чтобы и твой бывший жених непременно прочел ее. Поклянись, что передашь…»
Теперь ты все знаешь, Мюжгян… Мой милый доктор был честным, искренним человеком. Он считал, что для меня примирение с родными — единственное спасение от одиночества в жизни. Но он не мог знать как это будет мучительно. Я похоронила доктора рядом с Мунисэ и приехала в Стамбул. Только там я поняла, как трудно выполнить его завещание: мне сообщили о смерти Мюневвер. Там же я узнала, что обо мне очень плохо говорят. Если бы жена Кямрана была жива, мой приезд на несколько дней к родным выглядел бы вполне естественно: ведь я вдова, мой муж только что умер… Но теперь все вы, даже Кямран, даже ты, Мюжгян, которая знает меня лучше других, можете подумать обо мне бог знает как плохо. Скажете: «Ездила, годами бродяжничала; какие только не перенесла приключения; кто знает, наверно, низменные расчеты заставили ее продать себя старику… А теперь, узнав, что Кямран свободен, вернулась в родной дом, который покинула и прокляла пять лет назад. Опять расчет!..» Возможно, некоторые из вас, добрые и сострадательные, думали бы иначе, но даже перед ними я чувствовала бы себя неловко…»
Мюжгян волновалась все больше и больше; лицо ее было печально.
— Ах Кямран, — продолжала она, — слышал бы ты ее рассказ. Как Феридэ плакала, убивалась. Не могу забыть ее последних слов: «Невозможно передать, в каком я была ужасном состоянии, убегая из родного дома. Сколько горечи я испытала в жизни. Разве можно рассказать, какая жестокая необходимость заставила меня выйти замуж. Если двадцатипятилетняя женщина, у которой в жизни было много приключений, да еще побывавшая замужем, станет утверждать, что она чистая, невинная девушка, что лица ее и тела никогда ни касались мужские губы, люди засмеются, скажут: „Какая лгунья!“ Не так ли, Мюжгян? Невозможно доказать обратное. Больше я ничего не скажу. Мне неизвестно, что лежит в пакете, который доктор предназначил Кямрану. Может, там что-нибудь необыкновенное! Я выполнила последнее желание умершего, хотя это мне стоило многих страданий и мук. Но у меня нет сил сделать последний шаг. Завтра все кончится. Отдай пакет Кямрану, когда я сяду на пароход…»