Накануне вечером нас с Иноземцовым позвали оценить номер, подготовленный Агриппиной Львовной и ее ученицами, так что это было не обычное четверговое чаепитие, а генеральная репетиция.
Слушали мы очень внимательно, и сердце замирало не только у меня. Платон Платонович сидел напряженный, с решительной складкой у рта. Он нынче пришел в белом мундире и шляпе, очень нарядный. И вовсе не из-за генеральной репетиции.
Сегодня Платон Платонович решил сделать Агриппине Львовне предложение. А подбил его я, нашел-таки довод, подхлестнувший капитана к действию. Аргумент этот я вычитал в романе.
«Не совестно ли вам, Платон Платонович, так компрометировать даму? - сказал я. - Почти девять месяцев ходите в дом и никак не афишируете своих намерений. Этак в приличном обществе не поступают». Вот как я научился разговаривать благодаря беспрестанному чтению.
Он переполошился. «Я полагал, что это распространяется лишь на визит к барышням, а для вдовы никакой компрометации не произойдет! Но ты прав, Герасим, тысячу раз прав! Она молода, прекрасна, и холостяк не может столько времени посещать ее безо всякого разъяснения своих видов! Спасибо тебе, что открыл мне глаза».
Ночь он не спал, всё ходил по кабинету. А к завтраку вышел строгий, собранный. «Что ж, - говорит, - на абордаж так на абордаж. Разработаем диспозицию».
По плану, в составлении которого участвовал и Джанко, мне отводилась роль прикрытия.
Роковой час пробил, когда пансионерки спели про Синоп в последний, третий раз (первые два раза Агриппина осталась недовольна и попросила нас те исполнения не засчитывать).
Мы громко захлопали и даже вскочили, как бы не в силах сдержать восторга. Далее, действуя будто два выходящих на линию корабля, двинулись в обход стола: я справа, капитан слева.
Мой маневр заключался в том, чтоб заслонить собою Платона Платоновича, который задержится возле Агриппининой чашки.
Путем многомесячных наблюдений было установлено, что горячий чай госпожа Ипсиланти пить не любит, обязательно дает ему остыть. Зато потом непременно выпивает до донышка.
Я достиг назначенной точки, бросил якорь и как можно шире расправил плечи. Мог бы так сильно не стараться - Агриппина в нашу сторону не смотрела.
- Умницы девочки! - говорила она. - Если так же споете завтра, успех обеспечен. Ну, на сегодня довольно.
- Агриппина Львовна, я так волнуюсь - ужас! - пискнула Спицына.
Божко прогудела:
- Агриппина Львовна, а нижнее «фа» у меня хорошо вышло?
Я воровато оглянулся. Капитан, бледнее смерти, капал из пузырька в чашку.
- Платон Платонович! - позвала вдруг Агриппина. Переполошившись, Иноземцов спрятал пузырек, еще наполовину полный, в карман. - Могу ли я перемолвиться с вами по одному важному предмету?