Пошатнувшись, он опустился на колено и, прикрываясь щитом, продолжал сражаться. И вдруг мягко свалился на бок — подкравшийся легионарий нанес ему страшный удар в спину: копье выскочило из груди…
Сжимая меч холодеющей ладонью, Спартак не шевелился. Центурионы и трибуны, столпившись, смотрели с суеверным страхом на поверженного героя-гладиатора и с восхищением говорили о его доблести.
Подошел Красс.
— Спартак? — отрывисто спросил он, указывая на распростертого вождя. — Убит? — И, не дождавшись ответа (лица всех были суровы, а глаза — угрюмы): — Римляне, — сказал он, — я видел, как он рубился, и молю бессмертных даровать такую же прекрасную смерть каждому, сражающемуся за отечество!..
И вдруг встрепенулся.
— По местам! — яростно закричал он. — Бить, ловить, преследовать бунтовщиков! Где Катон? Скрофа? Другие? Вперед!
Вскочил на коня и, размахивая окровавленным мечом, помчался к легионам, которые шагали по дороге на Брундизий, в то время как Катон и Скрофа шли во главе войск к горам, чтобы выловить скрывшихся там рабов.
Остатки разгромленных войск Спартака рассеялись: часть бежала в горы, а несколько тысяч устремились к северу под предводительством Сальвия. Верхами и в повозках, захватываемых в придорожных виллах, а то и бегом, двигались они день и ночь, думая о планах Спартака. Запоздалые воспоминания! Люди рвались на родину, готовые на всевозможные лишения, лишь бы выбраться из проклятой богами Италии, где Гнет и Насилие казались близнецами, вскормленными яростной Волчицей.
Сальвий гнал коня. На сердце лежала тяжесть, — мучило, что Мульвий не погребен. «Его душа, — думал он, — блуждая, ищет покоя, но не находит, ибо тело лежит под открытым небом и птицы и звери терзают его…»
По пути к ним присоединялись толпы беглых невольников, и войско Сальвия увеличивалось.
Однажды ночью поднялась тревога — пылал лагерь. У ворот слышался лязг оружия, вопли раненых, крики военачальников… Никто не знал, кто напал и с какими силами. Одни кричали, что это войска Красса, другие — что небольшой разведывательный отряд римлян. Рабы держались до утра, а когда Сальвий увидел знакомую с детства испанскую конницу и услышал ее боевой клич, страшная догадка мелькнула в голове: «Уж не Помпей ли?»
Да, это был Помпей. Двигаясь на помощь Крассу, он узнал от высланной вперед разведки о бегстве мятежных полчищ и напал на них.
— Вперед, вперед! — кричал Сальвий, бросившись наперерез разбитой коннице. — Братья, победа наша.,, вперед!..
Но его не слушали. В ужасе бежали пехотинцы и обозники, мчались конники. Стоны раненых, вопли убиваемых, ржание лошадей и рев быков, звуки труб, военные кличи и приказания начальников — всё это слилось в единый гул, устрашающий людей и животных.