– Но, Джек…
– Разве это не ты потерял бумажку?
Берримен замолчал и вдруг ухмыльнулся:
– Слышишь шаги, Кирк? Хорошие тяжелые мужские шаги. Ты ведь знаешь, кто у нас так ходит? Ты, наверное, догадываешься, за кем он пришел?
– Не впускай его, Джек, нечего ему тут делать!
Но Джек только ухмыльнулся и откликнулся на стук в дверь:
– Входите!
Глава пятая
1
Едва ли Джека впрямь обрадовало появление шерифа, а Отис, тот попросту отвернулся, торопливо загружая льдом высокий стакан. Думали они явно не о шерифе, я был в этом уверен, шериф оставался для них пусть досадным, но эпизодом, мучило их, скорее всего, сообщение о «волонтере», лежащем на дне пролива. Изодранную рубашку Отис успел скинуть, сидел обнаженный по пояс, потный, распухший, преувеличенно отрешенно пересчитывая каждую льдинку.
Шериф вошел и ткнул в Отиса толстым пальцем:
– Ага, сынок. Я тебя предупреждал, но ты не внимал мне.
Он даже улыбнулся, но улыбка не выглядела поощряющей, а сказал он именно так – предупреждал… не внимал… Загадочно это прозвучало.
– Наш городок мал, сынок, – в общем–то, голос шерифа звучал по–отечески. – А теперь наш городок стал еще меньше. Он может стать совсем маленьким, если на то будет воля господня. Неужели тебе не хочется очиститься, сынок? Многие считают, что сейчас для этого самое время.
Странно, когда крупный мужчина в форме, с лицом решительным, даже суровым, выражается столь манерно. Отис, не поворачиваясь, неохотно спросил:
– К чему это вы?
Чувствовалось, он с трудом удержался от соблазна ответить шерифу тем же «сынком».
– Твои рукава, сынок?
К нашему изумлению, шериф извлек из поясной сумки рукава от рубашки. Выглядели они жалко, сразу видно – добыты в бою, возможно, в неравном.
Никто, впрочем, не улыбнулся. Только Отис быстро сказал:
– Нет, не мои.
Шериф, Джек и я, мы удивленно переглянулись.
– Их оторвали от твоей рубашки, сынок.
– Из ваших рук ничего принимать не буду, – огрызнулся Отис, и его глаза нагловато блеснули.
– Кажется, тебе приходилось работать в похоронных отрядах, сынок?
– Дважды, – повел плечом Отис. – И оба раза по вашей милости.
– Можешь быть уверен, сынок, я проявлю милость и в третий раз. Мне спокойней, сынок, когда такие люди, как ты, приставлены к настоящему делу.
– У меня есть более важные, – нагло возразил Отис.
– То, которое я предлагаю, важнее.
– Почему, черт побери?
– Да потому, сынок, что ты не умеешь правильно распределять силы. Ты защищаешь божьи твари, это хорошо, но ты не любишь людей, это плохо. Человек божье созданье, сынок, к тому же человек наделен бессмертной душой.