Он никогда не принуждал себя сидеть на нудных собраниях, считая это верхом неприличия. Вообще всяческие «так принято» отвергались с ходу. «Всё, что нудно, — очень вредно», — говорил Дау. Если, скажем, ему не нравился фильм или спектакль, его нельзя было удержать в зале никакими силами, он вставал и уходил.
Какой ажиотаж вызвал приезд в институт Евгения Евтушенко!
— У него есть очень хорошие стихи, читает он их бесподобно, ну, а гражданское мужество Евтушенко вызывает глубочайшее уважение, — сказал Дау после выступления поэта.
И добавил:
— Мы все должны снять шляпы перед этим поэтом!
Дау потирал руки от удовольствия и повторял, что России всегда везло на поэтов, что у нас они никогда не переведутся.
Его поражала способность поэтов находить особые черты характера, подмечать самую суть явления. Как-то речь зашла об ожидании больших перемен в недалёком будущем, на что Дау возразил:
— Обо всём этом Огарёв написал ещё в прошлом веке:
Кругом осталось всё, как было,
Всё так же пошло, так же гнило,
Всё так же канцелярский ход
Вертел уродливой машины
Самодержавные пружины;
Карал за мысль, душил народ.
Можно добавить, что слова эти оказались действительно пророческими на все времена.
Мне бы хотелось упомянуть о том, что интерес Дау к литературе не ограничивался одной поэзией. Однажды он наткнулся на дивную строчку у Оскара Уайльда: «В России всё возможно, кроме реформ».
— Нет, но откуда он это узнал? Ведь как в воду глядел! — хохотал Дау.
Читал он из английских классиков чаще всего именно Уайльда, что только подтверждает его любовь к поэзии: проза Уайльда мелодична, её так и хочется читать вслух. Что он и делал.
Он был внимателен и заботлив со своей матерью и часто приезжал к ней в Ленинград. Однажды он спросил у матери:
— Мама, ты счастлива с отцом?
— Как тебе сказать… Мы прожили жизнь тихо, мирно.
— Это я знаю. Я не о том. А любовь, такая чтобы сметала все преграды?
— У тебя книжные понятия о жизни.
— Да, может быть, но… — он смущённо умолк.
Любовь Вениаминовна посмотрела на сына очень внимательно:
— Что ты ещё придумал?
— Да ничего…
— Нет уж, говори, если начал.
— Я подумал, может быть, я дитя тайной любви? Мои чувства к тебе от этого никак не изменились бы.
— Ничего похожего! Ты сын своего отца. И вообще, должна тебе сказать, что муж, дети, работа — это полная жизнь, поверь мне.
— А страсть? Настоящая, сильная страсть?
— Нет, Лев. Такой страсти не было.
— Ни разу в жизни?
— Ни разу в жизни.
— Почему?
— Наверно, не представилось случая.
— Так надо было искать!
Этот разговор Любовь Вениаминовна запомнила слово в слово и впоследствии пересказала его моей маме, с которой была в большой дружбе.