Мне часто приходилось слышать о цельности характера Ландау, какой-то редкостной положительности, преданности делу своей жизни — физике.
Экспериментатор Ольга Николаевна Трапезникова с благодарностью вспоминает: «Все экспериментаторы могли всегда обращаться к Дау. С ним можно было говорить по любому вопросу — он всё понимал и мог посоветовать, как никто другой. Его можно было решительно обо всём спрашивать — о любых результатах эксперимента, что может получиться и почему. Мы к нему непрерывно обращались. Больше такого теоретика я не встречала».
Но когда кто-то из журналистов попросил его рассказать, бывал ли он в лаборатории Капицы, Дау ответил:
— Зачем? Да я бы там все приборы переломал!
К приборам у него было отношение особое.
— Какой красивый прибор! — воскликнул Дау, увидя на столе у Николая Алексеевского ярко-красный? — гальванометр.
Дау ничего не смыслил в машинах и не переставал удивляться, когда его подрастающий сын чинил велосипед или будильник.
— В кого он пошёл? — недоумевал отец.
— Ты забываешь, что мой отец был талантливым механиком, — ответила Кора. — Вот увидишь, Гарик будет экспериментатором.
Она не ошиблась.
Гарику было года четыре, когда ему подарили электрическую железную дорогу. Дау страшно любил игрушки и при виде всех этих вагончиков, паровозов, семафоров пришёл в ажиотаж, суетился, пытался что-то подсоединить, но всё невпопад, словом всем мешал, но вдруг правильно подключил платформу и радостно засмеялся.
— Вот и папа на что-то пригодился, — заметил ребёнок.
Все так и грохнули со смеху.
Ну конечно же, он порой ошибался, как все люди на свете, однако это случалось редко. Дау не считал себя особенно сведущим во всём, что связано с «присутственными местами», всеми учреждениями, ведающими вопросами повседневной жизни. Он не умел доставать билеты в театр, на самолёт, на выставки живописи, которые старался не пропускать. Этим занимался один из его ближайших друзей.
С другим знакомым он любил советоваться по более важным вопросам, например как избавиться от спецзаданий, связанных с расчётами секретных вооружений. А если тот отсутствовал и Дау пытался что-либо предпринять сам, у него ничего не получалось. Дочь его друга, Наташа Шальникова, рассказывала, что однажды Дау попросил её напечатать на машинке заявление, в котором он просил убрать телохранителей, причём в качестве аргумента он утверждал, что не может работать, зная, что кто-то сидит в соседней комнате и ждёт, когда он кончит. К счастью, пришёл отец Наташи и переделал документ, назвав то, что сочинил Дау, жалобой турка.