— Значит, сэр, вы это серьезно обдумали? — тихо проговорила миссис Хлебс.
— Что вы будете жить у меня? Ну, разумеется. Я готов заботиться о вас до конца ваших дней. В этом доме вам больше оставаться нельзя. Вы сами понимаете, после нашего разговора вы и дня не должны тут жить. Отдадите мне записку и сразу съезжайте.
— Конечно, мне, в мои-то годы, место менять не пристало, — горестно проговорила миссис Хлебс, — но раз вы намерены поставить здесь все вверх дном, я не хотела бы при этом присутствовать.
— Ну, — бодро, как человек, имеющий под рукой большой выбор разных возможностей, сказал Ньюмен, — констеблей я в château вряд ли приведу, если вы это имеете в виду. Что бы мадам де Беллегард ни натворила, боюсь, закон здесь бессилен. Но я даже рад этому — буду вершить суд сам.
— Смелый вы джентльмен, сэр, — пробормотала миссис Хлебс, взглянув на него из-под полей своей большой шляпы.
Ньюмен проводил ее до château. Для трудолюбивых жителей Флерьера уже прозвонил вечерний колокол, и на улице было темно и пусто. Миссис Хлебс пообещала, что записка маркиза будет в руках у Ньюмена через полчаса. Она остереглась входить в главные ворота, и они прошли по тропинке, огибающей стену парка, до калитки, от которой у миссис Хлебс был ключ и через которую можно было войти в château с заднего входа. Договорились, что Ньюмен будет ждать здесь же, у стены, пока она не вернется с вожделенным документом.
Миссис Хлебс скрылась, а Ньюмену его полчаса на темной тропинке показались бесконечными. Правда, ему было о чем подумать. Но вот калитка в стене наконец отворилась, и в проеме показалась миссис Хлебс. Одной рукой она придерживала задвижку, в другой сжимала сложенный в несколько раз листок бумаги. Ньюмен мгновенно завладел запиской и тут же спрятал ее в карман жилета.
— Приходите ко мне в мою парижскую квартиру, — сказал он. — Мы должны все уладить насчет вашей дальнейшей жизни. И я переведу вам с французского, что написал бедняга маркиз.
Никогда еще он не испытывал большей благодарности к месье Ниошу за его уроки.
Потухший взгляд миссис Хлебс проследил за исчезновением записки, и она тяжело вздохнула.
— Что ж, вы получили от меня, что хотели, сэр, да и дальше, поди, своего добьетесь. Так что теперь уж вы даже обязаны обо мне позаботиться. Очень вы настойчивый джентльмен.
— Сейчас, — отозвался Ньюмен, — я джентльмен, сгорающий от нетерпения, — и, пожелав ей спокойной ночи, он быстро направился в свою гостиницу.
Вернувшись туда, Ньюмен распорядился приготовить ему экипаж, чтобы ехать в Пуатье, затем закрыл дверь общего зала и поспешил к единственной лампе, стоявшей на камине. Вытащив записку, он торопливо ее развернул. Бумага была испещрена карандашными строчками, которые в слабом свете лампы сначала показались ему неразборчивыми. Но любопытство, сжигавшее Ньюмена, помогло ему выжать смысл из неровных дрожащих строк. В переводе записка звучала так: