— Хизер, я понимаю, ты ненавидишь меня…
— Ты мне омерзителен. Я тебя презираю. — Она осушила свой бокал и наполнила его снова. — Интересно, насколько правдиво письмо Лоренцо. Скажи мне, когда он раньше времени вернулся из Стокгольма, это было, потому что он хотел все отменить, да?
— Послушай…
— Ответь мне, черт тебя подери!
— Да, — неохотно ответил он. — Он сказал мне, что сомневается.
— И ты решил все уладить сам, никому ни о чем не говоря?
— Я не хотел тебя ранить. Мы с Лоренцо поговорили, и я… — Казалось, он не знал, как продолжить свою мысль.
— «Убедил меня этого не делать» — так написал Лоренцо. То есть ты приказал ему жениться на мне, хотел он этого или нет. Как ты посмел? Ты что, принимаешь меня за безмозглое создание, не имеющее ни собственного мнения, ни чувств, ни независимости?
— Нет, но после того, что ты мне рассказала… про твоего бывшего жениха…
— Ты рассказал ему об этом? — опешив, выкрикнула она. — О, да, ты сделал все, чтобы унизить меня! Представляю: «Ты не можешь бросить ее, Лоренцо. Бедняжку уже один раз так оставили. Ты должен выстоять до конца, даже если ты этого не хочешь».
— Было бы лучше, если бы я позволил ему отказаться исполнить свой долг?
Сверкая глазами, она в ярости продолжала:
— Он все равно отказался. Ты просто создал все условия, чтобы это произошло в наиболее неподходящий момент. И, кстати, почему долг? Я собиралась выйти замуж по любви и думала, он тоже любит меня. Я не хочу мужа, который, женясь на мне, лишь исполняет свой долг. Если бы мы разорвали наши отношения в Лондоне, я бы справилась. Там у меня были друзья, работа, стиль жизни. Но ты хотел, чтобы мы поженились, потому что тебе так было удобно. Тебе пришлось выступить в роли Бога, потому что тебе так было удобно. И теперь Лоренцо испарился, я унижена, твоя мать больна. А все только потому, что Ренато Мартелли делает все всегда по-своему. — Он не ответил, но застывшее его лицо заставило ее остановиться. — Извини, — устало произнесла она. — Я не хотела списывать на тебя болезнь мамы.
— Это же правда.
— Да, но я не должна была так говорить, я…
Ее голос сорвался, она прикусила губу. Нет, она не будет плакать, не будет…
— Хизер… — Он протянул к ней руку, но она отпрянула назад с горящими глазами.
— Предупреждаю, Ренато… если ты до меня дотронешься, я отвечу грубо.
Он остановился.
— Наверное, на сегодня достаточно сказано. — Он вздохнул. — Уверен, ты хочешь, чтобы я сейчас ушел.
Она не ответила. Жесткое выражение застыло на ее лице. Уходя от нее, Ренато почувствовал что-то, но не знал, что это такое. Он никогда не испытывал страха, и поэтому теперь это непонятное чувство, вызвавшее у него небольшой испуг, застало его врасплох. Он совершенно не знал эту женщину, у которой, похоже, вместо сердца в груди был камень. Он знал только, что совершил что-то очень нехорошее.