«Мама мне пишет толстые, уморительно смешные письма, и я без нее скучаю».
Хорошо для писателя — иметь таких талантливых, добрых, все понимающих родителей!
«Кстати, Ася работает. Ее точно восстанавливают в ЛГУ. Она пишет, что серьезно занимается. Если это так, то я с ужасом убеждаюсь, что во всем виноват я…»
Впрочем, если вглядеться тщательней в жизнь Аси, особенно в те годы, когда он служил, можно прийти к выводу, что и она кое в чем виновата.
«…Шлю еще стихи:
СОЛДАТЫ НА ТАНЦАХ В КЛУБЕ
Девушки солдат не любят,
Девушки с гражданскими танцуют.
А солдаты тоже люди
И они от этого тоскуют.
У стены стоят отдельной группой
Молодые хмурые мужчины,
А потом идут пешком из клуба
Или едут в кузове машины.
И молчат, как под тяжелой ношей,
И молчат, как после пораженья,
А потом в казарме ночью
Очень грязно говорят про женщин.
Я не раз бывал на танцах в клубе,
Но меня не так легко обидеть,
Девушки солдат не любят,
Девушек солдаты ненавидят.
Крепко обнимаю. Жду писем».
Сентябрь 1962 года. Коми АССР — Ленинград:
«Дорогой Донат!
Чтоб загладить впечатление от предыдущего стихотворения, посылаю два стишка. Может быть, тебе будет затруднительно их читать, т. к. много специфических слов. Но, надеюсь, разберешься. Первое, про контролера.
Я — контролер, звучит не по-военному.
Гражданская работа — контролер.
Я в караулке дожидался сменного
И был я в караулке королем.
Топилась печь, часы на стенке тикали,
Тепло в тридцатиградусный мороз,
А ночь была в ту ночь такая тихая,
А небо было белое от звезд.
Мы пили чай из самовара медного,
А сменный мой чего-то все не шел.
Мы дожидались три часа, а сменного
Убили бесконвойники ножом.
Я — контролер, гражданская профессия.
Бухгалтер с пистолетом на боку.
Порой бывает мне совсем не весело,
И я уснуть подолгу не могу».
Осень 1962 года, Коми АССР — Ленинград:
«Дорогой Донат!
Большое спасибо за подробный и очень дружеский отзыв о стихах. Я почти со всем согласен, кроме мелочей. Но не буду этим загромождать письмо. Дело втом, что все, что здесь написано, чистая правда, ко всему, что написано, причастны люди, окружающие меня, и я сам. Для нас — это наша работа. Я скажу не хвастая, что стихи очень нравятся моим товарищам.
Раньше я тоже очень любил стихи и изредка писал, но только теперь я понимаю, насколько не о чем было мне писать. Теперь я не успеваю за материалом. И я понял, что стихи должны быть абсолютно простыми, иначе даже такие гении, как Пастернак или Мандельштам, в конечном счете, остаются беспомощны и бесполезны, конечно, по сравнению с их даром и возможностями, а Слуцкий или Евтушенко становятся нужными и любимыми писателями, хотя Евтушенко рядом с Пастернаком, как Борис Брунов с Мейерхольдом.