— Чарли, я не знаю, чем он рисковал тогда, заступаясь за меня. Я думаю, что он рисковал больше, чем кто-либо может себе представить. Даже я не знаю, что ему приходилось придумывать тогда, спасая мою шкуру. Я прошу тебя ни о чем не спрашивать. — Он откинулся на спинку кресла и начал трепать Пири за загривок. Пес издал низкое рычание, выражающее у него высшее удовольствие. — Я никогда не рассказывал тебе о том, что тогда произошло. — Чарли еще ни разу не видел отца таким расстроенным. — Я понимаю, что тебе хотелось бы… Думаю, слово «отомстить» будет здесь уместно. Так вот, я понимаю, что тебе хотелось бы отомстить за меня. Но я на самом деле не хочу, чтобы ты снова выпускал этого джина из бутылки. Я хочу сказать, что это все слишком много для меня значит, поверь мне.
— А что ты имеешь в виду под джином? Ты ведь знаешь, о чем говорилось в этом завещании, верно?
Возникла долгая пауза, затем Элфрид Стоун, не глядя на сына, ответил:
— Да, знаю. Однажды, уже не помню зачем, Уинтроп попросил меня просмотреть его документацию в Белом доме. Вся документация подразделялась на центральную и личную, так вот я просматривал личную, которая остается у служащего после окончания срока его работы в Белом доме.
— И ты видел какой-то документ?
— Да, мне встречалось упоминание о завещании. Оно привлекло меня своей необычностью. В нем что-то говорилось о Сталине.
— О Сталине? А позже ты говорил об этом с Уинтропом?
— Нет, никогда. И мне бы очень хотелось, чтобы ты этого тоже никогда не делал.
— Но ради тебя…
— Нет, — отрезал отец. Лицо его пылало. Он явно был очень расстроен.
Чарли мгновенье помедлил и наконец ответил:
— Ладно, не буду.
А про себя подумал: «Ладно, мне и не придется ни о чем расспрашивать Уинтропа. Вернее всего, я найду ответ в знаменитых архивах Лемана, в подвале его нью-йоркского дома».
— Если бы не Уинтроп, ты бы никогда не получил доступа к секретной работе.
— Я знаю.
— Чарли, ты приехал только ради того, чтобы расспросить меня обо всем этом?
— И чтобы увидеться с тобой, папа.
— Не будем ворошить прошлое, Чарли. Что было, то прошло.
Чарли задумчиво кивнул и ничего не ответил. Он знал, что отец неправ.
Прошлое стало настоящим.
Солнце зашло, и в комнате вдруг резко потемнело. Чарли посмотрел на восторженного молодого Элфрида Стоуна на фотографии с Гарри Трумэном, затем взглянул на отца и подумал: «Я узнаю все это, чего бы мне это ни стоило. Я займусь этим ради тебя. Ты стоишь того, чтобы узнать наконец правду».
Уже через несколько дней после разговора Чарли очень хотел, чтобы он никогда не впутывался в это дело.