— Видишь, дело идет. Каждый месяц, каждый квартал понемногу капает. Может, на фиг нам все это надо — Самцов твой или как его…
— Самусев, Самусев, — уточнил Барановский.
— Вот видишь, квартира у тебя хорошая, в центре города, тачка хорошая, шмотки шкафы ломят, денег хватает. Зачем это тебе надо?
— Это и тебе, Ваня, надо. Разом все проблемы решим, одним махом. Срубим деньги…
— Гека, там, где большие деньги, там и риск большой. Голову за это не оторвут?
— Кому?
— Тебе, мне.
— Кто? — спросил Барановский.
— А ты думаешь, если краденый металл начнет где‑то всплывать, просачиваться, то это так и оставят, глаза закроют, прищурятся, сделают вид, что ничего не происходит?
— Знаешь, Ваня, сделаем все тихо, скрытно и аккуратно. За один раз.
— Это так говорится. А когда до дела дойдет, много людей в работу придется включать. Где много людей, где дело новое, так и жди прокола.
— Боишься?
— Боюсь, — абсолютно спокойно признался Токарев, двинув челюстью слева направо. — Очень даже боюсь. Не хочу я в тюрьму. Я, когда выходил, зарекся, что никогда больше на нарах не окажусь.
— Все такие зароки себе дают, а потом…
— Не надо, Гена, не надо. Даже думать про это не надо.
- Ты согласен?
— Давай так: я недельку подумаю, поспрашиваю знакомых в Риге, может, кто чего знает. Все прощупаю, взвешу, а потом дам тебе ответ. Сколько на этом заработать можно? — уже другим, деловым тоном поинтересовался Токарев.
— Думаю, много.
— Много — это сколько? Для бомжа и десятка деньги, а для тебя, Генчик, десять штук зеленью — небольшая сумма.
-— Точно.. —
— Сколько?
— Я не в курсе сегодняшних расценок на ниобий, но дешевле он не стал, точно, думаю, миллиона два поднять с ходу можно.
— Сколько–сколько? — кресло заскрипело под грузным телом Токарева. — Сколько, ты сказал?
— Это нижняя цифра, крайняя. Думаю, миллиона два.
— Зеленью? — несколько раз моргнув, сказал Токарев и принялся вытирать вспотевшие ладони.
— Да, зеленью.
— А сколько ж там этих металлов — вагон?
— Какой вагон? Сущая херня — килограммов сто, думаю. Во всяком случае, на следствии говорили, что пропало такое количество. Представляешь, сотню килограммов и мы с тобой вдвоем, Ваня, спокойно унести можем.
Токарев засопел, как огромный локомотив, задвигал челюстью. Его коротко стриженные волосы, как показалось Барановскому, зашевелились, поднялись, как поднимается шерсть на загривке огромной овчарки.
— Интересное дело получается. И сколько из них будет моих?
— Половина,. — сказал Барановский, — половина тебе, половина мне.
— А твоему Самцову?
— Самусеву, — поправил Барановский. —- Ну пусть будет Самусев. Ему сколько?