Я разжала ладонь и показала Зигфриду фиолетовый шарик на цепочке.
— Ого! — Зигфрид уважительно хмыкнул. — Не простая барышня была — адепт первого круга.
— А что, не у всех магов такие висюльки имеются? — шмыгнула я носом.
— Нет, — замялся студент. — Вот у меня нету. Пока.
— Ну, я это… пошел, — вдруг раздался голос.
Ванечка свешивался с крылечка на манер оползня.
— Ты откуда здесь, племянничек? — слабо улыбнулась я.
— Парень тут все время сидел, — пояснил барон. — Я его направил за тобой присмотреть, а то ты у нас девица с норовом.
Надо же! Я была настолько погружена в скорбные думы, что ничего вокруг не замечала. Иван подхватил свою алебарду, до этого стоявшую у двери, и вошел в дом.
— Забавно, — проговорил Зигфрид. — С первого взгляда — вылитый Иван-дурак, а присмотришься…
— И прям Иван-царевич, — подхватила я.
Фольклорная практика у студента была, это вам не ежик чхнул. Иногда такие обороты вставляет — аж слушать приятно.
Я вдохнула полной грудью морозный воздух. В конце концов, мы живы, это главное. Теперь нужно сдать трактирщика с сыновьями ближайшему отряду стражи. За все лиходейства, ими учиненные, положена смертная казнь. И ни капельки поганцев не жалко. Это справедливо. А пока мы с Зигфридом просто молчали. Я чувствовала плечом тепло спутника, и это вселяло в меня спокойствие, уверенность, что все будет хорошо. Вдруг подумалось: а может, ну ее к дракону, эту Элорию? Ну чем плохо остаться в наших краях, наплевав на открывшуюся силу, поселиться в какой-нибудь деревеньке, куда не дотянутся руки вещунов, хозяйство завести, мужика найти простого да работящего, родить троих, нет, лучше четверых деток? И, не горюя по уходящим годам, просто жить…
Истошный визг больно ударил по ушам. Ёжкин кот, будто за дверью трактира свинью режут! Мы вскочили и ринулись внутрь. Задевая друг друга плечами, ввалились в зал и застыли на пороге. За спиной встревоженно дышали Прошка с товарищем, тоже прибежавшие на подмогу. Но помощь уже была не нужна. Никому. Ванечка бросил на пол голову трактирщика и подтолкнул тело древком алебарды. Еще два обезглавленных трупа лежали тут же.
— Ты, тетенька, не боись, — проговорил дурачок, вытирая пятерней окровавленное лицо, — я их сперва развязал, чтоб все по-честному было — по справедливости.
— Что-то я в тебе доблести богатырской не заметила, когда с упырихой надо было драться, — растерянно пробормотала я.
— Э нет, — грустно улыбнулся Иван. — То была просто баба обездоленная. А они настоящие упыри и есть.
Такая вот справедливость.
Мы решили не разводить костер на дворе, а спалить всю халабуду к драконьей матери. Наскоро вытащили наружу свой нехитрый скарб. Награбленное хозяином за долгие годы оставили как есть. Ни у кого из нас рука бы не поднялась что-то из кровавого наследства присвоить. Я сохранила только подвеску покойной колдуньи. Барон призвал свою стихию, и трактир моментально вспыхнул, будто подожженный невидимой рукой с четырех сторон. Языки пламени возносились к небесам, унося наших покойников в тот мир, где текут молочные реки с кисельными берегами. И несчастную магичку, и ее безымянных жертв, и наших бравых разбойничков — всех мы предали очистительному огню. А хозяин с сыновьями… Что же, Иван в чем-то прав. С нелюдями по-людски и нельзя. Их обезглавленные тела мы тоже оставили в трактире. Зигфрид сказал, что на том свете разберутся, кому кнут, а кому пряник.