— А кто у нас родственница? — заинтересованно подобрался Михай.
Но я уже поняла, что слишком разоткровенничалась, и, отбивая ритм тяжелым серебряным бокалом, завела песню. Ну да, в общем-то, с вокальными упражнениями у меня не очень сложилось. Тот медведь, что потоптался по моим ушам, судя по всему, ни величиной, ни весом не уступал иноземному животному элефанту, про которого я в книжках читала. Поэтому трогательная история о нелегкой женской доле вызвала у моего охранника очередную порцию здорового хохота.
— Уж лучше в игры, — решил он, отирая рукавом выступившие от смеха слезы.
Обыскав кованый пристенный сундук и резной шкапчик, из которого перед тем доставал разнообразные напитки, романин погрустнел.
— Ни карт игральных, ни костей…
— Давай в шахи, — наконец-то опознала я, для чего служит инкрустированная столешница. — Умеешь?
Пошарив под столиком, я выдвинула ящик, в котором глянцево поблескивали боками черные и белые фигурки.
— Это в какой же деревне в такие игры играть учат? — шутливо спросил Михай, помогая расставлять фигуры.
— Да в той же, где и валашских оборотней обучают, — не осталась в долгу я.
Мы кинули жребий, кто какие войска в бой поведет.
— А все потому, что я за добро, — мстительно сказала я, вытаскивая из зажатого кулака соперника белую пешку.
Вот за что шахи уважаю — за огромное количество комбинаций. Ведь у меня для первого хода есть аж двадцать разных возможностей, а партнер тоже на каждый мой ход может ответить одним из двадцати вариантов. То есть двадцать умножаем на двадцать, получается… Эх, ёжкин кот, получается — пить надо меньше…
Я похлопала себя по щекам в тщетной надежде согнать хмельную одурь. В дверь заколотили снаружи, да так, что еще чуть-чуть, и золоченые деревяшки грозили соскочить с петель. Михай встрепенулся, кинулся отпирать замок, залебезил перед ворвавшимся в горницу Владом. Я икнула, по-скоморошьи поклонилась чужеземному государю и сделала первый ход. Потому как, если фигуры расставлены, обратной дороги нет. Такой вот закон жизни.
— Ты зачем ее напоил? — навис князь над побледневшим вовкудлаком.
— Да кто ж знал, что ее с получетверти так разнесет? Горе у девки, думал, выпьет чуток — повеселеет.
— Да уж, обхохочешься, — задумчиво проговорил Влад, махнув в мою сторону рукой.
Я почувствовала, что мой с таким трудом сплетенный морок пытаются развеять. Стало очень противно, так бывает, когда с тебя стягивают намокшую рубаху. Я поднатужилась и дернула на себя, скопировав плавное движение его кисти. На висках князя вздулись жилы, а синие глаза загорелись злым огнем. Я стала задыхаться, будто кто весь воздух из меня выкачал, но не отступила. И главное, понимала, что, по уму, надо не ерепениться, а сдаться по-хорошему. Да овладело мной какое-то озорное безразличие. Только билась в ритм сердца мысль: «Врешь, не возьмешь!»