Я ворвалась в общую горницу, просто искрясь от праведного гнева. На мгновение застыла на пороге, оглядывая место будущей сечи, и… сдулась, как парус без ветра. В трапезной царила тишь да благодать. Ванечка помогал Михаю просушить портки, держа их над открытым огнем у печи. Малорослик, ниже пояса укутанный в не пострадавший от воды зипун, вальяжно расселся на лавке и вел неспешную беседу с Колобком, прихлебывая квас из берестяной кружки. В общем, зря я вовкудлаку на подмогу неслась, даже обуться не успела.
— Чего это у тебя сапоги в руках? — Первым заметил меня атаман.
— Ноги устали, — пробурчала я, устраиваясь за столом и натягивая наконец-то обувку.
— Михай тут нам занятные вещи рассказывает. Говорит, ты на его господина работать подрядилась.
— Так я и не таюсь, — выбрала я и себе кружку поувесистей. — Ты только затем, чтоб в том удостовериться, Глеба за мной посылал?
— Пацана твоего шального? Да я и не говорил с ним вовсе. Он юркнул куда-то, только ты с бароном ушла.
— Странно… Он так уверенно заявил, что от тебя с вопросами…
— Какого пацана? — встрял Михай.
— Ну, воришку, — махнула я рукой. — Помнишь? Я же за ним бежала, когда ты на меня налетел. Он теперь ко мне прибился.
Валах фыркнул и наградил меня снисходительным взором:
— Помнить-то я помню. Забудешь твое явление, как же! Только баба это.
— Врешь! — ахнула я. — С чего так решил?
Михай постучал себя пальцем по носу.
— У нее как раз такой день… Короче, не перепутаешь…
Заинтересованный Иван попытался что-то уточнить у присутствующих, но я уже вскочила на ноги.
— Зигфрид! Он ей зачем-то понадобился. Ради этого весь маскарад и устроен!
— Вместе пойдем, — быстро сориентировался атаман. — Ванечка, хватай дядюшку.
Дурачок послушно протянул руки. Михай собрался в мгновение ока, кое-как натянул штаны и даже умудрился первым оказаться на месте. Из-за его спины я увидала то, чего видеть вовсе не хотелось — разгромленную горницу и бездыханного огневика, усыпанного зеркальными осколками.
ГЛАВА 9
О потерях, новых неприятностях и парикмахерском искусстве
Сбил, сколотил — вот колесо; сел да поехал — ах, хорошо! Оглянулся назад, одни спицы лежат.
Байка
Я почти совсем не помню своего детства. И родители в памяти остались лишь силуэтами, кругами на воде, пеплом кострища, прерывистым паучьим следом… Будто и не было их вовсе, а родилась я сразу же в кособокой бабулиной избушке на окраине густого хвойного леса. Вот как мы через все княжество с Ягой путешествовали от самой романской границы, как прятались и убегали от каких-то лихих людишек — помню очень даже неплохо. И как первый раз увидала чистенькую деревеньку в излучине Смородины и услыхала уютное название — Мохнатовка… Вот и сейчас, стоит только зажмуриться и попытаться не слушать высокий пронзительный звук, рвущий барабанные перепонки…