— Прекрати орать, — четко сказал Зигфрид, распахивая свои морозные глаза, белки которых теперь прочерчивала красная паутинка лопнувших сосудов.
Сразу стало очень тихо. Ёжкин кот! Да ведь это из моего рта все время какофония изливалась!
— Ты жив! — выдохнула я счастливо, склоняясь еще ниже над поверженным другом.
— Это ненадолго, — горько усмехнулся тот, из уголка рта стала стекать струйка темной, почти коричневой крови. — Тебе теперь грозит опасность. Она очень разозлилась, что заклинания неполные.
— Еще кому-то глиняные болваны понадобились, — начала понемногу прозревать я. — Ты ей все рассказал?
— Прости, дорогая, но ее методы допроса оказались гораздо эффективнее твоих.
Я еще раз оглядела развороченную грудную клетку барона, прогнав прочь подленькую мыслишку, что при другом раскладе он бы уж точно от меня схлопотал, и всхлипнула.
— Не реви, — скривился от боли шваб. — Лутоня, тебе нужно быть сильной. Я при первой же возможности вернусь за тобой. Ты веришь мне?
Я только кивнула, чтоб не завыть белугой.
В воздухе сгущался белесый туман, яркие голубоватые искры с треском пробегали по запрокинутому лицу Зигфрида. Портал последней надежды начинал свою работу.
— Ты будешь осторожна? — не отставал огневик.
— Кого хоть беречься? — попыталась я придать голосу твердость. — Что за баба с тобой такое сотворила?
И он ответил, тихо, едва слышно, да такое сказанул, что у меня рот сам собой раскрылся в удивлении:
— Я и слов таких не знаю!
Зигфрид продолжал что-то втолковывать, но до меня не доносилось ни звука. Искорки портала будто снежным вихрем укутывали моего друга, он отмахивался, отводил их назойливый ворох, но они налетали вновь… И вот уже рука барона безжизненно опускается на дощатый пол и тут же скрывается за мерцающим сугробом волшебных отблесков. Через минуту все было кончено. Истаявший портал оставил после себя только легкий запах лаванды и неопрятную кучу Зигфридовой одежды.
Захотелось схватить окровавленную рубаху, зарыться в нее лицом и всласть нареветься. Не желаю быть сильной! Хочу лить слезы, ругаться последними словами и расколотить что-нибудь бьющееся! Бестолочь, кулёма, неумеха! Да как я могла до такого допустить? Не охранить своего соратника, беду от него не отвести? Как я, которой любые мороки просто на один зуб, не заметила подвоха в истрепанном столичном карманнике? Почему, прежде чем про дело с бароном разговаривать, не проверила, нет ли за дверью горницы лишних ушей? Ведь понятно, что стервятина до последнего не знала, у кого из нас пергаменты доксовы схоронены. А если Зигфрид умрет? Что я делать буду? К драконам возможность оказаться в желанном университете, к драконьей матери всю мою ученую будущность! Как жить-то дальше, если Зигфрид умрет из-за меня? Я обхватила себя руками и, покачиваясь, будто в молитвенном самозабвении, тихонечко жалобно заскулила.