Где твой танк? — спросил старший политрук у танкиста.
Вон стоит.—Мирошниченко показал на дымящуюся вдали тридцатьчетверку.
Что с экипажем?
Все погибли...
Несколько минут лежали молча. Потом Целищев протянул вперед руку.
Бобров, видишь —с боку дороги лежит указательный столб?
Вижу, товарищ комиссар.
Подползи, прочти, что на дощечке написано. Может, поставить надо.
На пару с Бобровым пополз и Мирошниченко. Целищев видел, как Бобров, лежа на боку, орудовал лопатой, потом вместе с командиром танка подняли столбик и установили его. Возвратившись к Целищеву, младший лейтенант сообщил:
Там написано: «Сталинград—прямо, Котлубань— направо».
Значит, правильно сделали, что поставили на место,— одобрил инструктор политотдела.— Без таких столбов тут, в степи, недолго и заблудиться.
Тем временем экипаж танка командира батальона, искусно маневрируя на поле боя, беспрерывно вел огонь. Их машина то скрывалась в дыму и пыли, то вновь появлялась. Слева и позади шли другие наши танки. Их атаку сильно осложнял фланговый огонь противотанковых орудий противника.
Нет, не выдержать им такого шквала,—сокрушался Целищев.
Вот он увидел, как старший политрук Феоктистов, согнувшись вдвое, бросился немного назад, к появившимся из-за невысокого холма нашим артиллеристам. Инструктор политотдела понял зачем; дать пушкарям целеуказание.
Но преодолеть противотанковый заслон гитлеровцев так и не удалось. Танк майора Грязнова загорелся...
Почему не выскакиваете?! Скорее, скорее! — крикнул Целищев, как будто экипаж его мог слышать.
Однако охваченная пламенем машина двигалась вперед. Из ее пушки продолжали стрелять. Зловеще искрились на броне прямые снарядные попадания... Перепуганные гитлеровские солдаты начали выскакивать из окопов и бежать. А пылающая машина мчалась как смерч... Трудно сказать почему, но в эту минуту вдруг заработала ее молчавшая до сих пор рация. Может быть, раньше у комбата не было времени для разговора? Теперь танкисты услышали в своих танкошлемах голос Грязнова. Нет, это был не доклад, не целеуказание и не просьба о помощи. Они услышали слова всеми любимой, особенно здесь/ около Сталинграда, песни;
Есть на Волге утес...
Танк майора Грязнова прошел еще метров сто пятьдесят. Наверняка, шел бы и еще, но мощный взрыв остановил его движение.
Это было уже в глубине обороны противника.
Александр Тимофеевич учил танкистов, как надо воевать. Хорошо учил. А сейчас преподал свой последний урок,— взволнованно проговорил старший политрук Михаил Целищев.
Мирошниченко и Бобров, видевшие всю эту картину, скорбно молчали...