– Что – все? – переспросил Козлов и даже наморщил лоб, пытаясь сообразить, что к чему.
– Мы говорили о вашей диссертации, – напомнил Хургин. – И о том, что у вас пропало желание работать над ней.
– Ах да, – вспомнил Козлов.
– Так почему вам не хотелось над ней работать?
– Не знаю. Не могу объяснить.
Козлов неожиданно приподнялся на стуле и горячо заговорил:
– Вы должны во всем разобраться! Я вижу ваши глаза, такие глаза бывают только у умных и благородных людей, и я вам верю! Это так просто – выслушать меня и понять, что я говорю правду!
Он резко опустился на стул и закрыл глаза, почему-то покраснев.
– Что я говорю! – произнес после паузы. – Простите меня. Это какой-то бред. Все происходит помимо моего желания. Я хочу сказать одно, а на деле получается совсем другое.
– У вас когда-нибудь черепно-мозговые травмы были?
– Нет.
– И в детстве?
– И в детстве.
– И еще вопрос: вы пьете?
– Вы об алкоголе говорите?
– Да.
– Почти не пью.
– Почти – это как?
– А норма какая?
– Рюмка.
Козлов отвечал как автомат. На лице эмоции практически не отражались. Хургин выразительно посмотрел на Большакова. Тот кивнул в ответ и вызвал конвой. Козлова увели.
– Каков фрукт! – сказал Большаков. – Что скажете?
– Скажу, что требуется серьезное обследование.
– А предварительно?
– Затрудняюсь что-либо сказать.
Большаков почти разочарованно посмотрел на доктора.
– И все-таки, – пожал плечами Хургин. – Что-то из симптоматики, конечно, есть. Заторможенность, обрывочность мышления, внутренний разлад, конфликты с окружающим миром.
– Так он болен, по-вашему? – не поверил Большаков.
– Есть вещи, которые заставляют посмотреть на него внимательнее, – сказал осторожно Хургин. – Если у него пустота в голове, он плохо понимает, о чем ему говорят, хочет сказать одно, а вместо этого получается другое – это типичное проявление синдрома Кандинского-Клерамбо. И, возможно, у него определят-таки шизофрению. Но… – Хургин развел руками. – Есть один момент, который заставляет меня усомниться в болезни этого человека.
– Что именно? – заинтересовался Большаков.
– Слишком внезапно у него все началось. Вот эти два месяца, о которых он говорит, – я этому не верю. Не бывает так, чтобы до поры все было хорошо, а утром человек вдруг проснулся шизофреником. Здесь у меня сомнения.
– И что же делать?
– Освидетельствование проводить. Раствор барбамила внутривенно – и у него симптоматика раскроется во всей красе.
– Значит, пока ничего не можете сказать?