«Бросил, и Козлов ничего о нем не знал. Никогда не видел, и даже его фотографии не было в семейном альбоме».
– Вы фотографировались все вместе? – спросил Хургин.
– Я не понял вопроса.
– Вы собирались компанией, вместе проводили время – и при этом фотографировались когда-нибудь?
– Конечно.
– И Олег фотографировался с вами?
– Да.
– Я смотрел альбом его фотографий, но там нет ни одного снимка, сделанного в студенческие годы.
– Он как-то равнодушно к этому относился. Никогда не брал снимки.
– Почему?
– Не знаю.
«И вообще, там нет снимков взрослого Козлова, – неожиданно вспомнил Хургин. – Только из детства. Странно и непонятно».
– Олег когда-нибудь рассказывал вам что-то необычное о себе?
– Что вы имеете в виду?
– Какие-то особенно сильные переживания. События, поразившие его воображение. Или странные, неправдоподобные сны.
– Нет.
– Никогда?
– Ни разу.
– Он как-то выражал свои эмоции? Смеялся? Плакал?
– Смеялся, конечно. Но плачущим я его не видел.
– Он рассказывал вам о случае в летних лагерях?
– А что произошло?
– Их танк раздавил собаку.
– Нет, я никогда об этом от него не слышал.
«Все пережил в душе. И никто об этом не знал, кроме оказавшегося рядом в ту минуту Богучарова».
– С кем из сокурсников, кроме вас, Козлов был дружен?
– Наверное, ни с кем.
– А если подумать?
– Разве что Славик Богучаров.
Круг замкнулся. Здесь мертвое пространство, и ничего нового уже не узнать. Артемьев и Богучаров – и больше никто. И родственников нет. Хотя вот отец. Козлов говорит, что ничего о нем не знает. А знает ли о существовании сына отец?
– Как ваш сын? – поинтересовался Хургин.
– Пока ничего. Но я в постоянном напряжении. Все время кажется, что еще немного – и начнется снова.
– Что начнется?
– Припадок.
Большаков выглядел совершенно измученным.
– После всего вам придется взять отпуск, – сказал Хургин.
– После всего – это когда?
– Когда закроется дело Козлова.
Большаков поморщился.
– С трудом продвигаетесь? – спросил понимающе Хургин.
– Хвастаться пока нечем.
– Но деятельность вы развили бурную. Я везде оказываюсь после вас. Отстаю на шаг, – произнес Хургин то ли с завистью, то ли с иронией.
– Вы нас преследуете?
– Фигурально выражаясь. Когда прихожу побеседовать с интересующим меня человеком, всегда оказывается, что ваши люди у него уже побывали. Так произошло с профессором Вольским, с Богучаровым.
Большаков невесело улыбнулся.
– Зачем вам это нужно? – поинтересовался он.
– Я любопытный по натуре. Во мне умер исследователь, как я думал, но выяснилось, что ошибся. Исследователь жив, только до поры прятался где-то во мне.