Сразу же вспомнила те далекие и нелегкие годы, когда они еще только поженились с Петром, многого им тогда не хватало, но оба верили в лучшее. И действительно с каждым годом жить становилось легче. Потом переехали сюда. Таня вспомнила, как в тот год у Крайнюков случилась беда. Погиб муж, Михаил Евгеньевич Крайнюк, и двое сыновей. Были на рыбалке, вытягивали сеть, лодка неожиданно перевернулась, и все трое оказались в воде, запутались в сетях, старались помочь друг другу, но так все трое и утонули. Осталась Марфа Степановна с двумя старшими сыновьями.
Тяжело вздохнув, Татьяна подняла голову и поразилась. Небо было покрыто звездами. Их было так много, ярких и чуть видных, больших и малых, перемешанных шевелящейся звездной пылью, словно живых. Они приковывали взгляд, не давая оторвать от себя глаза.
Звезды начали расплываться и бледнеть в глазах. Таня плакала молча. Ей было страшно за Петра, за детей. «Господи, когда она кончится, эта война? — И подумала о том, что война может кончиться только тогда, когда мы победим. — Но ведь многие, в том числе и я, ничего не делаем для победы. Мой муж сражается на фронте, а что делаю я? Сижу и жду, плачу и дрожу от страха. Нет, я должна бороться с фашистами».
Она тут же с удивлением заметила, что такая мысль к ней пришла впервые за военное время. До этого она никогда не задумывалась о своем месте на войне. Ей казалось, что воевать должен кто-то другой, и вдруг поняла, что воевать с врагом должен каждый.
Ей стало стыдно, что она, молодая, здоровая женщина, сидит и ждет, когда прогонят врага, завоюют для нее и детей спокойную жизнь. Ей захотелось сейчас же бежать к Антону, спросить совета, но она сдержалась, не хотела мешать беседе матери и сына.
Неожиданно Таня вспомнила деда Петруся, который привез ей картошку и муку. «Надо с ним поговорить», — решила она и, успокоенная принятым решением, направилась в дом.
В душе Михаил Иванович был готов к любым неожиданностям, даже к самому худшему. Он понимал, что у немцев есть специалисты, способные определить, каким шрифтом печатаются подпольные газеты и листовки, да и гестапо методично, одного за другим проверяло всех работающих в типографии.
Славин так задумался, что даже не заметил, как к нему подошел один из рабочих и сказал:
— Славин, тебя начальник цеха к себе кличет!
Михаил Иванович молча кивнул головой, вытер тряпкой руки и пошел к выходу. Тревожно екнуло в груди: «Чего ему надо?» Толкнул обитую кожей дверь и оказался в небольшом, хорошо знакомом кабинете. Кроме начальника цеха, в кабинете сидели трое незнакомых мужчин. Один из них спросил: