— Но это нормальный порядок, — тихо возразил я. — Очевидно, это лучшее из лучшего, к чему мы пришли…
Катя посмотрела на меня с каким-то странным выражением, но ничего не сказала.
Дрогнула во мне какая-то слабо натянутая струнка, чуть было не сорвалось с губ: «Катя, милая, ну сколько можно так!», но она вдруг бросилась к дороге, подняв руку.
Такси с зеленым огоньком в углу лобового стекла притормозило около нас. Я оторопело наблюдал, как Катя, махнув мне на прощание рукой, скрылась в машине, и та быстро исчезла в плотной снежной пелене отвесно падающего снега.
Я некоторое время стоял, опустошенный и печальный. Ничего не выходит, все впустую. Если б я смог стать другим: твердым, уверенным, волевым человеком! Если б я смог возненавидеть Катю! Но этого никогда не произойдет; я обречен верить в людей, доверять им и лишен возможности их ненавидеть. Откуда во мне эта чисто женская черта характера: прощать людям зло, цепляться за крохотные ростки добрых начал в каждом встречающемся мне человеке?
Снег постепенно редел, уже явно прорисовывались в желтом мандариновом свете уличных ламп прямые углы домов, пухлые парики оснеженных низкорослых тополей, верхушки у них были безжалостно спилены, и они пустили хилые прутики прямо из ствола; мышиные фигурки прохожих, шустро снующих из подъезда в подъезд; снежинки оробели, теперь робко задевали лицо, тут же таяли от застенчивости; в снегу уже были протоптаны крохотные тропинки, и тепло одетые дети возились у своих подъездов со счастливыми лицами…
Дверь в квартиру открыл мне Алексей, и я буквально остолбенел, увидев его лицо, — под глазом у него красовался синяк.
— Ну заходи, чего вылупился? — грубо, чего с ним раньше никогда не случалось, бросил Яблонев и ушел в комнату.
Я закрыл за собой дверь, удивленно покачивая головой. Неужели подрался наш тихоня и скромник?
— Кто это тебя так? — не удержался я, поглядывая на Алексея, который лежал на раскладушке, заложив руки под голову и уставившись в потолок.
Алексей пошевелился, неожиданно чихнул и сел, хмуро глядя на меня, невольно улыбающегося.
— Чего смеешься? Смешного мало. Васька распоясался.
— А что такое?
— Что? — раздраженно произнес Алексей. — Картежный притон тут устроил, вот что. Захожу, дым коромыслом, натоптано грязи, а он с дружками в карты режется. На деньги!
— Что-то не похоже на Василька, — заметил я.
— Не похоже, не похоже! — взорвался Алексей и хлопнул рукой по подушке. — Распоясался совсем после отпуска. Я им говорю: а ну-ка, ребятушки-козлятушки, дуйте отсюда. А они заартачились. Ну и пришлось силу применить…