— Как рана? — спросил Ковшов, взглянув на покрасневшую повязку.
— Худо. Кровоточит, очень больно…
— А что в городе? Эшелоны стоят?
— Когда уходил, эшелоны были на станции.
Ковшов тяжело вздохнул, задумался. Его невеселые думы прервал командир:
— Товарищ военврач, за вами пришли.
Ковшов увидел врача, у которого в качестве консультанта не раз бывал на операциях. Тот улыбнулся и устало вздохнул.
— Все-таки перехватили! Успел. — И крепко стиснул руку Ковшову.
— Так это вы меня задержали?
— Да. Вас просят возвратиться в город.
— Зачем?
— А этого и я не знаю. Вам скажут.
Козырнув всем, они скорым шагом пошли по дороге, которую Ковшов недавно проехал в автобусе. Навстречу им попадались все новые группы людей. Шли раненые, поддерживая друг друга, шли старики, дети, женщины. Само горе шло по этой дороге. Многие сидели на обочине, на жесткой выгоревшей траве, припудренной пылью. Сидели, не имея сил двинуться вперед и страшась возвращаться обратно.
Николай Николаевич пытливо глядел на Ковшова глубоко запавшими глазами. Перед ним стоял рослый, широколицый человек. И хотя его рассматривали молча и долго, он держался спокойно, а потом усмехнулся: «Смотрите, мол, разглядывайте — мне не жалко». Стоял невозмутимо, даже с ноги на ногу не переступил.
— Садитесь, — наконец сказал Николай Николаевич. — Я теперь в городе единственная власть, — начал он. — Времени у нас мало, но все же расскажите о себе. Без лишних подробностей, но и не торопясь.
— Родом с Кубани. — Говорил Ковшов коротко, точно отдавая рапорт. — В царской армии ротный фельдшер.
В советское время окончил мединститут. В армию мобилизован перед войной. В тридцать седьмом году арестовывался, но через несколько месяцев был освобожден. Женат. Рана поджила.
— В партии?
— Нет. Готовился, но арест помешал.
— А об аресте что думаете?
— Понимаю, что была ошибка. Кто в ней виноват — не мне разбираться. С Советской властью этот случай меня не поссорил.
— На станции были сегодня?
— Нет. Но слышал, что эшелоны не ушли.
— Не ушли. И не уйдут. Некуда. Остались тяжелораненые. Вывезти их, очевидно, возможности не будет. Надо срочно убирать их с вокзала.
— Да, там им не место.
— А что потом?
— Повязки заменить, раны обработать и эвакуировать.
— А если, повторяю, не удастся всех эвакуировать? — жестко спросил Николай Николаевич.
— Тогда надо лечить.
— А если придут фашисты?
— Все равно надо лечить!
Николай Николаевич наклонился к самому уху сидящего Ковшова. Врач слушал командира так же внимательно и напряженно, как Николай Николаевич несколько часов назад слушал по телефону приглушенный голос из соседнего города.