Севернее складов равнину перечеркнул глубокий противотанковый ров: женщины строили оборонительный рубеж для своей армии. И сейчас высоким валом чернеет земля. Здесь фашисты расстреляли уже не одну тысячу советских людей, сбрасывая трупы в ров.
Фофанов услышал гудок паровоза на подъездном пути. Какой-то странный состав двигался к складу. Когда состав подошел ближе, сторож рассмотрел, что за первым крытым вагоном — платформы, набитые людьми. Всего восемнадцать платформ, а в хвосте снова крытый товарный вагон. На крышах вагонов — фашистские солдаты с пулеметами, на платформах — автоматчики.
Состав стал. Паровоз, тяжело дыша, выпускал пар.
Пассажирам на платформах приказали раздеваться. Охрана эшелона и солдаты специальной команды, поджидавшей состав, прикладами подгоняли замешкавшихся.
— Шнель! Быстро! Шнель!
Народ погнали с платформ и из вагонов. Потом выстраивали в колонну. Когда все были построены, приказали идти. На ходу растягиваясь, колонна двигалась к противотанковому рву.
Первую группу полуголых людей поставили на черном отвале шеренгой и длинными очередями расстреляли.
Когда в хвосте колонны услышали стрельбу, увидели, как падали в ров с черного откоса белые фигуры, здесь поднялся такой плач, что, кажется, и камень не выдержал бы, не то что человеческое сердце. Многие бросались бежать, но тотчас падали, подкошенные пулями.
Фофанов убежал в сторожку, упал на топчан и забился в истерике. Когда стихли крики и выстрелы, он, пошатываясь, как пьяный, вышел из сторожки. На обширном поле двигались, как лунатики, человек сорок мужчин — они собирали трупы, сбрасывали их в ров, одежду сносили в крытые вагоны. Когда вся одежда и двадцатикилограммовые свертки багажа были собраны, мужчин отвели ко рву, выстроили шеренгой. Они что-то кричали, но слов Фофанов разобрать не мог — их заглушила стрельба.
Все было кончено. Две тысячи человек покоились в глубоком рву, заполнив его почти до краев…
Город замер, затаился: массовый расстрел евреев лег на души людей могильной плитой. А в ресторане новоявленного «предпринимателя» Алинова джаз играл бравурные марши и веселые песенки, и это лишь подчеркивало трагичность случившегося.
В больнице даже обычная пятиминутка проводилась вполголоса, точно из боязни потревожить покой погибших. Чудовищная, бессмысленная дикость массового уничтожения людей в противотанковом рву каждому из работников больницы напомнила об опасности. Уже ни у кого не было сомнения, что гитлеровцы и минуты не будут размышлять, если решатся уничтожить советских раненых. Почему до сего дня не решились? Одна из причин, полагал Ковшов, в том, что не дошли руки до больницы у главного палача — начальника местного гестапо Гельбена. Дойдут же наконец. И тогда…