Взгляд шофера меня спрашивает: «Ну что, мы едем или как?»
Я говорю ему, что едем. По пути в аэропорт замеряю температуру электронным градусником. 39:9.
16. В аэропорту на КП молодые офицеры долго объясняют мне, что на Рим сегодня транспортников, пассажирских, гражданских или военных нет. Но после на КП прибывает — быстро, запыхавшись, тормоза машины пронзительно взвизгнули — какой-то полковник, передает мне некий конверт, на нем написано, что он (конверт) предназначается мне и что я должен вскрыть его лишь в Риме по прибытии. В нашей армии постепенно привыкаешь к тому, что твое задание тебя всегда найдет Сиди, не парься и релаксируй, пока есть время. Так говорил великий Орлов. После чего полковник начинает разговор с офицерами на КП, и они мне «устраивают» штурмовик Су до Рима. Скорость — 1200 кмч. Через полтора часа мы будем на месте, если ничего не случится.
17. В полете чем мы занимаемся, как вы думаете? А просто трепемся с летчиком! Постепенно разговоры и улыбки вытесняют песни, и мы вместе поем:
Ах. Севастополь,
Ты вновь русский город!
И волны твои перед штормом темны
Стоят в ожиданьи команды:
Тревога!
Пушки стальные
Линкоров грозны!
Хорошим и общительным парнем оказался этот летчик. Но, пролетая недалеко от Милана, он, получив какое-то сообщение от диспетчера ВВС России в Италии, стал вдруг серьезным, перестал шутить и улыбаться, а мне сообщил, что нам, как штурмовику, полностью под завязку груженному боеприпасами, нужно тут слетать на заданьице, побомбить партизан в горах.
Самолет совершает крутой разворот. Потом резко снижается, и я вижу дымы ракет, уходящих куда-то вдаль, в хорошо освещенную заходящим солнцем гору, слегка покрытую деревьями. Потом самолет совершает второй разворот и начинает поливать все те же холмы из крупнокалиберных пулеметов. Немного бьет по ушам.
Спрашиваю летчика после того, как мы отбомбились и снова взяли курс на Рим, как он стрелял по партизанам из пулеметов, как надеялся по ним попасть на таких скоростях и высотах. Летчик ответил, что у него на прозрачном экране выведенный диспетчером наземной наводочной службы квадрат, который необходимо было «обработать», и что ему до фени, куда полетели все эти ракеты и снаряды, лишь бы в этот квадрат. И еще, если бы с земли пехота могла бы целеуказателями поймать что-нибудь существенное, то диспетчер послал бы сигнал на экран летчика, и тогда бы он, летчик, смог бы самонаводящимися ракетами обстрелять цель. Но, видимо, на земле идет бой нашей пехоты просто с людьми, оснащенными просто стрелковым оружием.