— Ах да, кстати. Да тут еще и по пути.
08. Когда я вошел в кабинет, у психолога перегружался после моргания света компьютер. Такому человеку и все никак не поставят UPS! Особо, видимо, со мной не желая общаться, доктор дает мне несколько тестов, листов этак сорок, и просит меня пройти в специальную комнату для заполнения тестов. На листах меня смущает то, что я должен заполнять графы ФИО, а так же личный номер.
— На хрена вам это все?
— Просто бланки стандартные, но у нас в институте, не в пример другим, эти анкеты, как и то, что вас вызвали на прием к психологу, к личному делу не подшивается.
В отличие от терапевта, к психологу люди не ломятся. Все полтора часа, что я был на приеме, ни одного человека. Из его кабинета, наверное, может показаться, что в огромном здании института никого нет, все вымерли.
По ходу дела захожу в сортир. Умываю руки, после замечаю, что у меня кровоточат десны. Еще покраснели глаза, но не так, как обычно это бывает при какой-нибудь болезни, а так, как будто бы у меня краснеют сами зрачки. Фу, чушь какая. У меня температура. А вообще, не взять ли мне больничный?
Исследуя самые ранние бумаги Пашкевича по проекту помню, напоролся на запись об обычной температуре тела «воскресшего» — 41,2.
Вернувшись обратно в комнату для заполнения анкет, обнаруживаю, что некоторые листы отсутствуют.
— Я их уже забрал, — говорит доктор, а потом, как бы невзначай, вскользь: — Алексей, а на каком расстоянии вы находились от креста, когда его взорвали и он рассыпался в пыль? — Собрав листы теста, доктор говорит, что может мне выдать больничный без участия терапевта, если уж такая температура. Взяв больничный на неделю, иду докладывать к Князеву.
— Хорошо, выздоравливайте, отдыхайте. Встретимся через неделю. И еще, Алексей, на каком расстоянии вы находились от креста, когда его взорвали?
Что за чушь?
— Я спрятался в укрытии, метрах в двух.
09. День я пытаюсь общаться с Анной. День переписываемся с Эдиком. День я пью чай и смотрю телевизор.
Америка согласилась добровольно, совместно с подписанием пакта о ненападении, вернуть России ее исторические территории в Северной Америке.
Аляска снова наша.
А еще в один день, это была среда, ложусь спать дополнительно днем. Мне снятся хорошие, светлые сны, я как бы лечу во сне, и еще во снах мне кажется, что я проницаю своим взглядом предметы и людей, которые меня окружают.
Потом приговором некоего высшего суда с неба на меня обрушивается, звучит фраза:
Ты один
Во тьме
И мои полеты прекращаются. Я как бы падаю с неба и просыпаюсь.
Очень удивлен. Но проснувшись, обнаруживаю, что теперь пятнадцать часов пятницы.