Однако мне повезло — почти полгода тренировок не прошли даром, поэтому я не только успела отскочить в сторону, пропуская мимо громадную, размерами с голову Лина, плоскую треугольную башку… действительно, змеиную, хотя и очень напоминающую помесь гиены с крокодилом… но еще и заученным движением ушла вбок, лихо замахнулась и, радуясь собственной удачливости, со всего маха обрушила спатху на чешуйчатую шею.
Я ожидала яростного рева, свирепого воя, бешеных конвульсий и бьющего во все стороны кровяного фонтана, мысленно себя похвалила за проворство и уже предвкушала сокрушительную победу, но фига — от удара раздался лютый звон, будто я со всей дури шарахнула кочергой по гранитной плите. А отдача была такой, что меч просто вывернулся у меня из рук, едва не переломав к демонам лучезапястные суставы, блеснул в ночи серебристой рыбкой и под сдавленную ругань улетел во тьму, оставив меня растеряно таращиться на совершенно невредимую кожу чудовища.
Тварь, недовольно зашипев, так же быстро подалась назад, втянувшись обратно в дупло, как живая пружина, и, кажется, моего удара, от которого руки онемели до самых плечей, даже не почувствовала. Более того, на этот раз она не стала прятать голову в дупле и теперь покачивала ей на толстой шее, как наполненный гелием воздушный шарик на детском утреннике. С той лишь разницей, что "шарик" был живым, твердым, как камень, невероятно голодным и изучал меня с неподдельным гастрономическим интересом. А во рту у него, в котором, кстати, при желании могла поместиться малогабаритная стиральная машинка, вдруг выскочил наружу и нервно заплясал какой-то длинный отросток, похожий на язык и присоску одновременно.
Я растеряно замерла, рассматривая непонятное создание, не понимая, какое больное воображение могло родить вот ЭТО. В каком кошмаре ОНО возникло? Как воплотилось в реальность? Кто его создал? С какой целью? Кроме того, чтобы непрерывно искать и тупо жрать еще живую добычу?
В огромных багровых глазах я не увидела ничего, кроме холодного равнодушия. Ни проблеска разума, ни толики интеллекта, ни предвкушения, ни вожделения… ничего. Тварь была тупа, громадна и безжалостна, как танк, которым намереваются снести живописную березовую рощу: железу ведь все равно, что крушить — живую плоть или мертвую, а гусеницам без разницы, по чему ехать — по траве или по горячему асфальту. Так и Твари было безразлично. Перед ней сейчас стоял лишь кусок парующего мяса, до которого она лениво раздумывала, как бы получше добраться.
От этой задумчивости у Твари даже пасть приоткрылась, позволив странному отростку скользнуть чуть дальше и жадно всосать в себя душный ночной воздух. Причем, звук раздался такой, словно поработал пылесос, сладострастно причмокнувший и явно удовлетворившийся обнаруженным запахом. Видимо, именно этой штукой Тварь и высасывала свои жертвы. Сперва подкарауливала, потом убивала, а после впрыскивала какой-то яд (или ферменты, чтобы растворить мягкие ткани), и лишь потом всасывала в себя получившуюся кашу. В довесок к этому у Твари имелось еще несколько коротких отростков вокруг плоской башки. Причем, последние словно бы жили своей собственной жизнью — покачивались не в такт движению головы, а, напротив, от каждого качка взметывались в разные стороны, как непричесанная шевелюра. И этих новых отростков я насчитала порядка двух десятков, пока во все глаза рассматривала странную Тварь. Долго так рассматривала, отрешенно, в каком-то непонятном отупении, потому что слишком уж резко неудача выбила меня из колеи. И слишком уж сильно ударило по мне осознание того, что эта Тварь, как выяснилось только что, была неуязвима. А потом я заметила, как во второй раз напряглась ее шея, и с таким же отстраненным равнодушием поняла, что, кажется, вот сейчас-то меня и сожрут. Потому что обороняться стало нечем. Мои жалкие доспехи против этой громадины все равно, что папиросная бумага. А ее зубы, длина которых вполне могла бы поспорить с длиной моего ножа, прошьют человеческое тело насквозь с такой легкостью, что я даже "мама!" крикнуть не успею.