Терзания из-за денег дополнились и домашней драмой. Когда они приехали к Мэдж за Розалиндой, трехлетняя девчушка приняла их прохладно, как чужих тетю и дядю, и категорически отказывалась покидать дом Москитика (домашнее прозвище Мэдж, придуманное ее сыном). Агате конечно же было обидно, что дочь совсем от нее отвыкла. Арчи тоже ее не щадил: крайне удрученный тем, что оказался не у дел, он раздражался по любому поводу, а чаще без повода.
Супруги вернулись в лондонскую квартиру, Арчи делался все более мрачным и нетерпимым, через несколько недель даже попросил Агату уехать вместе с Розалиндой к Москитику, повторив то, о чем предупреждал в самом начале их совместной жизни: “Учти, когда что-то не ладится, я становлюсь несносным типом. Если кто-то болен, от меня мало толку, я терпеть не могу несчастных, сосредоточенных на своих печалях людей”. Да, теперь несчастным был сам Арчи, так как не мог обеспечить собственную семью. Агата пыталась его подбодрить, говорила, что все как-нибудь образуется, в ответ он только еще сильнее злился, его бесила эта ее материнская опека.
Уезжать Агата категорически отказалась, нет-нет, она не может сейчас бросить его одного. Тем более что горничной все-таки пришлось дать расчет, и теперь Агата сама прибирала квартиру и кухарила, это были весомые аргументы. Лишать ребенка няни все же не стали, но вместо Джесси в доме появилась пожилая особа, которая вмиг заслужила прозвище Куку, ибо в первый же день попыталась развлечь Розалинду, спрятавшись от нее за дверью и умильно приговаривая “ку-ку, ку-ку”.
Увы, розовая гостиная с черным потолком в ажурных соцветиях боярышника уже не была средоточием покоя и уюта, по ней летали невидимые грозовые потоки раздражения – казалось, вот-вот сверкнет молния. Арчи утратил статус хозяина жизни и кормильца семьи, он искал работу, но безуспешно, нарастало чувство безысходности. Он замкнулся в себе, не желал разговаривать, а если что-то и говорил, то непременно с колкостью или насмешкой.
Агата чувствовала, как ему тяжело, но что она могла сделать? Единственной отдушиной стала работа над очередной книгой под названием “Тайна мельницы” – кстати, название предложил ей однажды майор Белчер. Миссис Агата Кристи успела убедиться в том, что ей удаются самые разные истории и характеры и что она умеет заинтересовать читателя. Она обрела уверенность в себе, поэтому, увидев, какую обложку художник сотворил для “Убийства на поле для гольфа”, решилась на протест. “… Цвета были чудовищные, да и сама картинка не лучше: на поле для гольфа лежал мужчина в пижаме, похожий на эпилептика, скончавшегося от припадка. Поскольку убитый, по сюжету, был нормально одет и заколот кинжалом, я возроптала”.