— Чувствуется, что здесь потрудилась Марианна, — кивнула Мэг на сервированный столик.
В глазах Лукаса показались смешинки. Он указал Мэг на маленькую кнопочку, вделанную в каминную полку.
— Сигнал поступит в соседнюю комнату. Сейчас я попрошу Норриса пригласить всех сюда. Если вдруг понадобится помощь, любая, жми кнопку.
Мэг коротко кивнула.
— Ну что, по одному или всех скопом?
— Всех. Вряд ли я выдержу больше одного раза.
Мэг стояла спиной к двери, когда услышала тихий щелчок. Дверь распахнулась; Мэг узнала голос Норриса. Он пригласил родственников Мэг пройти в зал. Второго щелчка она не услышала, из чего сделала вывод, что дверь осталась неплотно прикрытой. Лукас? Наверняка он.
Слышала она и другие звуки — перешептывание у себя за спиной. Впервые в своей жизни эти люди, собравшиеся выступить против нее, не знали, с чего начать.
Наконец, Мэг решилась и повернулась к ним. В зале, кроме ее кресла, были еще и стулья, даже диван. Ближе всего к ней находились два стула. Мэг не садилась сама и гостям не предлагала. Она стояла и молчала. Искушенные в протокольных делах и люди неглупые, Джеймс и Одри тоже стояли. Блейк же не отличался особыми познаниями в этикете. Он плюхнулся на хрупкий стул и окинул Мэг плотоядным взглядом, осмотрев всю, с головы до ног. Он всегда так смотрел на нее, когда желал запугать. Но, двигаясь взглядом снизу вверх, понял, что ему придется смотреть на нее, задрав голову. Он тут же вскочил, точно чертик из табакерки. Мэг и вида не подала, будто смущена его пристальным осмотром. Чтобы скрыть свою неловкость, Блейк принялся с преувеличенным тщанием разглядывать убранство зала.
А в это время Одри с интересом изучала наряд Мэг и дивилась тем переменам, что произошли с ней.
Джеймс, судья Джеймс, всегда и во всем верный себе, лишь смерил ее неодобрительным взглядом, который всегда был у него наготове для Мэг, на тот случай, если она не соответствовала его строгим требованиям. Что же она такого сделала, чем заслужила такую нелюбовь?
Ничего. Ровным счетом ничего. Так же, как и ее сын не заслужил побоев отца.
— Неужели ты и словечка нам не скажешь?
В голосе Одри послышался намек на упрек. Именно намек — упреки сыпались на нее в детстве, когда она была бесправным ребенком. Одри старалась обуздать свой вспыльчивый нрав. Мэг видела, что, несмотря на усилия, Одри это с трудом удается и она готова прямо-таки взорваться.
Годами Мэг готовилась к этой встрече. Но то, что она хотела бросить им в лицо, перестало иметь для нее значение. Если она расскажет им о своей боли, они только позлорадствуют. Если она расскажет им о том, как ей больно, самой ей легче от этого не станет.