Однажды один мужчина сбил подряд три фигуры и потом сказал Грише:
— Что, небось слюнки текут? Стреляй, заплачУ.
— Не надо, спасибо, — сказал Гриша.
— Они центрального боя, — сказал мужчина про ружья. — Ну, бери.
— Я знаю, — ответил Гриша.
Он действительно наслышался здесь всего — и о ружьях, и о том, как стрелять.
— Закрой оба глаза, лучше попадешь! — крикнул какой-то мальчишка, тоже глазевший на стрельбу.
Гриша взял ружьё, приставил приклад к плечу, прижался щекой к полированному дереву, почувствовал запах нагретого металла, машинного масла… Он стал наводить так, чтобы мушка на стволе упёрлась в самую середину кружка, нарисованного на утке. Никогда он не думал, что руки у него так трясутся. По мушке видно. Он глубоко вдохнул, затаил дыхание, закрыл глаза… Щёлк!
Гриша открыл глаза: утка болталась вниз головой.
— Молодец! — сказал мужчина. — Настоящий охотник. Ещё?
Гриша кивнул. Он выстрелил ещё три раза, но промазал.
— Плохо глаза закрываешь! — сказал тот же остряк-мальчишка.
— Ничего, научишься, — сказал мужчина. — Главное в этом деле — спокойствие.
С тех пор Гриша все деньги, какие у него бывали, тратил на тир. И когда давно уже перестал играть на скрипке, потому что сначала она сломалась, потом он упал с велосипеда, а потом его родители поняли, что скрипача из него не выйдет, — когда он уже больше двух лет занимался в стрелковой секции, выиграл первенство школы, потом района, — всё равно маленький душный тир, похожий на зал кукольного театра, привлекал его по-прежнему.
В стрелковой секции он подружился с Витей Шориным. Они и раньше были в одном классе, но почти не разговаривали. Если не считать за разговоры несколько многозначительных фраз, вроде таких: «Ну, ты!» — «А ты?» — «Ты чего?» — «А ты чего?», которыми иногда обменивались в классе или в коридоре.
Витя говорил, что больше всего на свете любит дружить: всегда любил, даже в детском саду. Ведь дружба — самое главное, скажи? Ради неё всё-всё можно сделать… Что это за друг, если на него положиться нельзя? Скажи!
Так говорил Витя, и его слова не так уж расходились с делом. Он мог, например, когда гуляли во дворе, спросить Гришу:
— Хочешь, руку порежу? Скажи!
— Зачем? — говорил Гриша.
— Ну, хочешь? Скажи!.. Слабо?!
— Ну… — говорил Гриша.
И Витя вынимал перочинный ножик и резал себе палец. Не очень сильно, но до крови.
Гриша рассказал Вите про тир, и они стали ходить туда вместе. Только у Вити реже срывались со своих насиженных мест кролики, зайцы и утки. И на занятиях в секции он тоже стрелял хуже Гриши.
— Ничего, догоню, — сказал он как-то. — Это потому, что ты раньше начал. Если б я столько ходил в музыкальную школу мимо тира, давно бы чемпионом стал.