— Ну вот и мы! Адмирал вернулся! Папа, как делишки? Ну, бога ради! — кричал он, обнимая Ганта и хлопая его по спине. — Я-то думал, что увижу больного человека, а ты выглядишь как весенний цветок.
— Ничего, мальчик, ничего. А ты как? — сказал Гант с довольной усмешкой.
— Лучше быть не может, полковник. Джин! Как поживаешь, старый вояка? Отлично! — воскликнул он, не дожидаясь ответа. — Ну-ну, да никак это старый Лысик! — воскликнул он, тряся руку Бена. — Я не знал, приедешь ты или нет. Мама, старушка, — сказал он, обнимая ее, — как дела? На все сто. Прекрасно! — завопил он, прежде чем кто-нибудь успел что-то ответить.
— Погоди-ка, сын! Что такое? — воскликнула Элиза и отступила на шаг, разглядывая его. — Что с тобой случилось? Ты как будто бы хромаешь?
Он идиотски расхохотался при виде ее встревоженного лица и ткнул ее под ребра.
— Уах-уах! Меня торпедировала подводная лодка, — сказал он. — Это пустяки, — добавил он скромно, — я отдал немного кожи, чтобы помочь знакомому парию из электротехникума.
— Как? — взвизгнула Элиза. — Сколько ты отдал?
— А, всего лоскуток в шесть дюймов, — сказал он небрежно. — Парень здорово обгорел, так мы с ребятами сложились и дали каждый по кусочку своей шкуры.
— Боже милостивый! — сказала Элиза. — Ты останешься хромым на всю жизнь. Это чудо, что ты еще можешь ходить.
— Он всегда думает о других, этот мальчик! — с гордостью сказал Гант. — Он рад бы сердце вынуть.
Моряк приобрел лишний чемодан и наполнил его по дороге домой разнообразными напитками для отца: несколько бутылок шотландского и ржаного виски, две бутылки джина, одна бутылка рома и по бутылке портвейна и хереса.
Перед ужином все слегка опьянели.
— Дайте бедному ребенку выпить, — сказала Хелен. — Это ему не повредит.
— Что? Моему ма-аленькому? Сын, ты не станешь пить, правда? — шутливо сказала Элиза.
— Не станет! — сказала Хелен, тыча его в ребра. — Хо-хо-хо!
И она налила ему большую рюмку виски.
— Вот! — весело сказала она. — Это ему не повредит!
— Сын, — сказала Элиза серьезно, покачивая своей рюмкой. — Я не хочу, чтобы ты привыкал к этому.
Она все еще была: верна заветам почтенного майора..
— Да! — сказал Гант. — Это тебя сразу погубит.
— Если ты привыкнешь к этой дряни, твое дело каюк, парень, — сказал Люк. — Поверь мне на слово.
Пока он подносил рюмку к губам, они не жалели предостережений. Огненная жидкость обожгла его юную глотку, он поперхнулся, из глаз брызнули слезы. Он и раньше пил — крошечные порции, которые сестра давала ему на Вудсон-стрит. А один раз с Джимом Триветтом он вообразил, что совсем пьян.