К сожалению, за это время мне лишь однажды удалось серьезно поговорить с ним о фашистской угрозе и последующих событиях в стране. Причем, вопреки моим ожиданиям, он лишь молча выслушал все мои рассказы, а потом, не опускаясь до комментариев, перевел разговор на другую тему. Я не знала, соблаговолил ли он сделать хоть какой-то вывод из услышанного, как, впрочем, не понимала и того, как он ко мне относится. Нет, было очевидно, что он испытывает ко мне сильную привязанность, ревность и даже страсть, но насколько глубоки эти чувства, для меня оставалось загадкой.
* * *
Когда до окончания моих сумасшедших каникул, то есть до возвращения Глеба, оставались считаные часы, мы со Сталиным вернулись из театра и сели ужинать. Немного поговорив о спектакле, он неожиданно сказал:
– Сегодня закончилось расследование по делу того человека, за которого ты просила.
– Какого? – не поняла я.
– Отца твоего друга, изобретателя машины времени.
Мне чуть дурно не стало от такого известия:
– Он что, был все это время под следствием?! Его арестовали?! Но как ты мог…
– Помолчи! – оборвал меня Сталин. – Нет. Не был он арестован. Но за ним следили. Оказалось, что ты была права. Он занимается важными физическими исследованиями.
– И значит, его не расстреляют?
– Если не натворит чего-нибудь противозаконного, то не расстреляют. Пусть работает. Ему дали отдельную квартиру на Арбате и повысили в должности.
Я всплеснула руками:
– Ой! Спасибо тебе огромное. Я так тебе признательна. Ну просто и не нахожу, что сказать…
В ответ он снова перебил меня:
– Хватит. Меня, знаешь, всю жизнь смущают такие ситуации. Мне кажется, что так многословно благодарят только тех, от кого не ждут абсолютно ничего хорошего. Неужели ты обо мне такого мнения?
– Мое мнение… – Я в задумчивости пощелкала браслетом от часов. – А оно тебя действительно интересует?
– Конечно.
Грустно улыбнувшись, я посмотрела на него:
– Если скажу, то, скорее всего, тебя потеряю. А пережить это мне будет очень сложно.
– Нет, – жестко ответил он. – Если ты сейчас промолчишь, то очень скоро не ты меня, а я тебя потеряю. Поэтому говори. Я хочу знать, что ты думаешь.
Набравшись храбрости, я ответила:
– Это очевидно. Очевидно для всех. Ты угробишь тысячи людей. Причем многие из них будут специалистами высокого уровня. Частично ты осознаешь это, когда начнется война, во время которой мы потеряем миллионы жизней. Но потом будет новый виток репрессий. И снова будут расстрелы и аресты.
– По-твоему народ пропитан ненавистью ко мне?
– Ненавистью?! – рассмеялась я. – Пройдет четыре года, и солдаты будут идти в бой со словами «За Родину! За Сталина!». На твои похороны повалит такая толпа, что люди будут топтать и давить друг друга. А ненависть… Она придет позже.