Оставив на столе недопитый кофе, я ушла в комнату и стала звонить Ольге:
– Привет, спишь? На работу идешь?
– Я сегодня первый день в отпуске. Завтра в ночь улетаю на Тенерифе. А ты? – спросила она грозно. – Совесть вообще есть? Я три недели ежедневно тебе звоню и выслушиваю то гудки, то информацию, что ты вне зоны доступа. И где ты была?
– Это правда, – не могла я не рассмеяться. – Я действительно была там, где нет даже намека на сотовую связь. Может, встретимся, а?
Получив от нее приглашение, я быстро оделась и за десять минут дошла до ее дома. Она встретила меня в струящемся переливчатом платье на тонких бретельках.
– Очень жарко, – заявила она. – Но это меня не волнует. Скажи, где мобильники не работают? На Казбеке?
Я поняла, что обет молчания – испытание для меня непосильное, и ответила:
– Есть нечто такое, что я от тебя скрыла!
Как обычно, практически не удивившись, она закурила и торжественно произнесла:
– Еще не все потеряно. Рассказывай.
Налив в стакан какой-то элитной газировки, я сделала два больших глотка и выдала текст:
– Натаныч изобрел машину времени. Я решила превратить Россию в страну-утопию. Для этого мне пришлось пойти к Сталину. Он, вместо того чтобы думать о государстве, завел со мной роман. А Натаныч, тестируя временную программу, сотворил жару. Теперь я оказалась в тупике, потому что не знаю, с помощью каких рычагов заставить Сталина поверить мне и начать переустройство общества.
– Странно, – совершенно серьезно сказала Ольга, глядя куда-то за окно. – Я бы и не подумала, что у тебя аргументов не хватит, чтобы его убедить. Ты ведь столько о нем читала.
Я пораженно уставилась на нее:
– То есть во всей моей истории тебя только это удивляет?
– А чему же здесь еще удивляться? – повернулась она ко мне и развела руками. – Применительно к твоей жизни, которая с пеленок изобилует какими-то сверхъестественными катаклизмами, это звучит гораздо правдоподобнее, чем банальный грузин с коттеджем на Можайке. Теперь все встало на свои места.
– И что ты мне посоветуешь? – с затаенной надеждой спросила я.
– Ничего, – Ольга спряталась за дымовой вуалью. – Ты же знаешь, в отличие от тебя, я всегда любила не тиранов, а имажинистов. Поэтому я бы, скорее всего, полетела к Мариенгофу. И, увы, во время наших встреч меньше всего меня бы интересовали вопросы политики…
После этого я подробно рассказала ей обо всем произошедшем со мной в 1937 году, заверила, что не остановлюсь перед трудностями, и пожелала ей встретить на Тенерифе кого-то еще более талантливого и обаятельного, чем Мариенгоф.