Я обвела взглядом разноцветные охапки и поняла, что, оказывается, практически каждый раз возвращалась из 1937 года с букетом. Это впечатляло.
– Сын, – сказала я, понимая, что не смогу придумать ничего правдоподобного. – В меня влюбился диктатор Экваториальной Гвинеи Теодоро Обианг Нгема Мбасого. Он шлет мне розы, водит по театрам и обещает ради меня провести в своей стране внеочередные выборы.
– Понятно, – захохотал Глеб. – Тепловой удар!
Мы сели завтракать, и он часа два рассказывал мне о красотах неведомой безвизовой страны, название которой я почему-то никак не могла запомнить.
* * *
В девять утра я почувствовала, что у меня закрываются глаза. То ли я долго не спала из-за того, что ночью 2010 года перемещалась в разгар дня 1937-го. А может быть, я просто-напросто устала от ненормального образа жизни, который вела последние три недели. Разбираться я не стала, а, настежь открыв все окна, легла в кровать и забылась каким-то нервным поверхностным сном.
Примерно в полдень я очнулась от привидевшегося кошмара, в котором Гитлер награждал меня германским орденом первой степени за заслуги перед немецким народом. «Фрау Санарова, – торжественно говорил он, – вы сделали все для того, чтобы наша доблестная армия беспрепятственно вошла в Советский Союз и завоевала его в кратчайшие сроки!»
В ужасе я сбросила на пол подушки и села, запутавшись в простыне. «А ведь фюрер-то прав, – пришло мне в голову. – Если так дальше пойдет, то мы там в прошлом не только идеальное государство не построим, а войну продуем и будем иметь вместо Москвы курган с памятником Адольфу на верхушке».
От нахлынувших дум настроение у меня стало преотвратное. Кроме того, я поняла, что на улице благодаря стараниям Натаныча воцарилась действительно аномальная жара, от которой моя квартира превратилась в филиал крематория.
Я пошла на кухню и села пить кофе. Вскоре появился Глеб, видимо поставивший перед собой цель вывести меня на чистую воду.
– Да, мама, – сказал он и принялся заваривать чай. – Все-таки не идут у меня из головы эти розы. Ты бы их выкинула, что ли, все равно от духоты половина загнулась. Может, признаешься, кто тебе их дарит в таком количестве?
– Ну я же сказала…
– Да, да… Этот, как его… Из Гвинеи… Короче, говори уже.
– Глеб… – Я сделала многозначительную паузу. – У тебя с Машей как дела? Хорошо?
– Ну да.
– Вот. А у меня нет. У меня все плохо. Экваториальная Гвинея от избытка чувств поделилась с нами жарой. Скоро обещали еще и малярию прислать, если я им взаимностью не отвечу. Поэтому давай договоримся… Я сейчас уеду, а ты возьмешь, аккуратно вынесешь из дома все эти букеты и больше не будешь мне морочить голову и задавать нескромные вопросы.