– На, – сказал не особо радостно, – только, ты уж извини, писать при мне будешь. Я из-за тебя и так кучу инструкций нарушил.
– Только не смотри, пожалуйста, – попросила она. – И не читай, там личное.
– Ага, личное. – Он кивнул и отошел к окну.
Алена взяла из стопки верхний лист. Взгляд застыл на исчерченной углем бумаге. Это она сделала?! Она рисовала их все это время? Углем на бумаге, чем-то острым на стенах, полупрозрачными крылышками мотыльков на окнах… Значит, Другие питали ее страхи и ее сумасшествие…
Даже если исключить эффект лекарств, с ее психикой и ее жизнью что-то не то. Почему она не помнит, что было до серого мира, до того, как она оказалась в этой запирающейся на ключ палате? Что она натворила? И что натворит еще, если не закончить лечение?..
Торопливо, боясь передумать, Алена написала записку, сложила листок вчетверо, протянула Матвею. Да, она нездорова, с ее психикой далеко не все в порядке, но пусть ее лечит кто-нибудь другой, а не Егор Стешко…
Глазам вдруг стало больно от слез, Алена потерла их руками.
– Эй, ты чего? – На плечи легли горячие ладони, а привычный уже аромат парфюма соскользнул с его запястий ей на волосы. – Ты плачешь, что ли? Не плачь. Теперь все хорошо будет.
– Не будет. – Алена вытерла мокрое от слез лицо рукавом халата.
– Почему?
– Потому что я сумасшедшая.
Слова дались легко. Эти страшные слова жили в Алениной голове так давно, что успели стать самостоятельными и независимыми от нее. Она сумасшедшая. Она совершила что-то до такой степени страшное, что тут же постаралась забыть. И уже почти забыла. Остались мелочи…
Чужая кровь на раскрытых ладонях… Собственный крик… Круговерть белых облаков над головой, и те же облака, отражающиеся в черной воде болотного «оконца»… А еще страх! Неконтролируемый, неизживный, пропитывающий ее от носков до макушки. Она что-то сделала. Что-то такое, после чего не захотела оставаться нормальной, обрекла себя на заточение в мутном сером мире. Может, все это неспроста? Может, это наказание?..
– Я, конечно, не психиатр, но мне кажется, что ни один псих не станет считать себя сумасшедшим. – Матвей хотел ее утешить, но в голосе его не было уверенности, только жалость.
– А нормальные люди станут рисовать такое? – Алена протянула ему исчерканный лист.
– Видал я рисунки и подиковиннее. – Он пожал плечами. – По сравнению с «Черным квадратом» твои художества очень даже вменяемые.
– А стены?
– А что стены? Если душа требовала, а карандаша под рукой не было, то можно и на стенах.
– Ты добрый. – Она улыбнулась сквозь слезы, заглянула в его ясно-серые глаза. – Почему ты работаешь в таком месте?