Моя Европа (Локхарт) - страница 115

Несмотря на депрессию, Ян всё-таки с оптимизмом смотрел на предстоящие весной выборы. Коммунисты теряли влияние и не могли претендовать на многое. Вернувшись в Прагу, Ян рассчитывал сразу включиться в предвыборную компанию. Эта новость обрадовала меня, но Ян испортил произведённый эффект, мрачно добавив: «Конечно, если вмешаются русские, с нами будет покончено».

Он не скрывал своего мнения о состоянии здоровья Бенеша: оно было намного хуже, чем сообщалось официальными источниками, но всё-таки не настолько плохое, как передавали слухи. Рядовой человек может перенести инсульт без заметных последствий, но для Бенеша, с его нагрузкой и ответственностью, послеинсультное состояние очень опасно. Ян собирался облегчить его участь и взять на себя часть работы, выполняемой Бенешем. Я с тревогой смотрел на такую перспективу: Ян сам находился в критическом периоде, нервы его были расшатаны, он с напряжением справлялся со своими обязанностями, а здесь – такая ответственность!

На следующий день я повёз Яна знакомиться с Бобом Диксоном, нашим новым послом в Чехословакии. Ян был приветлив и произвёл хорошее впечатление. На обратной дороге он пригласил подняться к нему. Из Америки Ян привёз множество рождественских подарков для друзей и знакомых, для меня он приготовил мыло и коробку сигарет Chesterfield. Прощаясь, Ян очень старался выглядеть беззаботным и весёлым. Он обнял меня за плечо и улыбнулся: «Ничего, старина, победа будет за нами!». Это стало последними словами, которые я от него слышал.

6.

Трагедия Масарика.

Первый день нового 1948 года выдался пасмурным и туманным. Я провёл его в Лондоне за письменным столом. Мой выход в эфир для Чехословакии намечался на день раньше, и Европейский Отдел БиБиСи прислал мне массу информации, включая копию новогоднего обращения Бенеша к народу. В нём с гордостью перечислялись успехи, достигнутые Чехословакией в 1947 году. Вечером я отправился в "Beefsteak Club" (Бифштексный клуб). В клубе никого не было, и я ужинал в одиночестве, просматривая свою почту. В ней было несколько писем от друзей и незнакомых людей из Чехословакии. Моё внимание привлекла красивая новогодняя открытка с поздравлением на чешском языке и надписью: «Вашей книгой в этом году украшали новогодние ёлки. Мы тоже повесили её на нашу ёлку». Ещё в почте оказалось письмо от Льва Брауна, приятного интеллигентного молодого человека, дававшего мне уроки чешского языка. Это было грустное письмо. Лев Браун потерял надежду на возвращение в Чехословакию, он собирался подавать документы на британское гражданство и просил моей поддержки. Попутно он сообщал об усилении коммунистического разгула в Чехословакии. Тайную полицию, добавил он, наводнил новый тип головорезов, методы работы которых очень напоминают Гестапо. (Обычные страшные истории евреев, ориентирующихся на СШАнглию, с целью выбить себе статус политического беженца и потом всю жизнь не работать. В последующем советские евреи, засклады и директора магазинов, будут особенно в этом усердствовать, покупая справки в травмпунктах о том что их, дескать, на антисемитской почве избила милиция. В 1968 году им оказалось всего ничего с помощью СШАнглии поднять мятеж. Прим. ред.) Время, которое начиналось с Pax Britannica и Первой республики, прошло. Началась эра варварства. Если мне хочется снова посетить Чехословакию, то я должен успеть это сделать до выборов, поскольку другой возможности у меня просто не будет.