Решено было маленький прием устроить, чтобы поговорить и понять, что делать дальше – прикрыть лавочку или продолжить.
Прием был только для посвященных. Никого постороннего. Фешенебельный ресторан на день был закрыт на спецобслуживание. К вечеру стали стекаться сюда, к ресторану роскошные автомобили, из которых выпархивали не менее роскошные молодые дамы (старых тут не было), их солидные спутники солидно выходили, провожаемые шоферами, парковщиками (как-то незаметно отгонявших машины), швейцарами.
Устроили отличный фуршет. Столы стояли по бокам зала и были уставлены всевозможными яствами и напитками, сама зала была приготовлена для танцев, и, по традиции, их, танцы, начинал кордебалет оперного театра. Вальсы и мазурки Штрауса и Оффенбаха поначалу разогревали публику. А под шумок отцы города тихо обсуждали, что делать дальше – прикрывать авантюрную лавочку или еще продолжить. Уж очень соблазн был велик. Чичиков ни на чем не настаивал, со всеми соглашался, только внимательно прислушивался к разным мнениям и вел себя как Молчалин – молчал и наматывал на ус. Но вот в зал впорхнула Наталья Жмуровская. Она ни о чем не догадывалась. Отец перевел на ее счет в Лондоне миллион долларов. И она сейчас уезжала в аэропорт, далее в Лондон, к жениху – машина ждала ее у подъезда. Она приехала проститься со всеми, поблагодарить отца, и шепнуть, чтобы он не отговаривал ее выйти замуж за милого Гарри Диксона.
Она вошла – и Чичиков застыл. На ней было маленькое черное платье с длинной ниткой белого жемчуга. Классика от Шанель. Оно оттеняло ее белую кожу, в ушах сверкали небольшие золотые серьги с бриллиантами, отделанные мелким белым жемчугом, а на руке – все тоже кольцо, которое он увидел в первый раз. Очнувшись, Чичиков подлетел к Наталье и стал умолять ее напоследок подарить ему вальс. Она засмеялась и согласилась. Они вальсировали самозабвенно. Павел Иванович взглянул в ее синие глаза и как будто провалился в пропасть бездонную. Перестал соображать. Бдительность потерял. Зашептал ей на ухо:
– Бросайте жениха своего, поехали со мной! Ведь тут жить нельзя – Вы, такая чистая, и Вас в дерме измажут. Все здесь срослись в один клубок. Вот прикажет Ваш папаша и меня уничтожат, тот же Молчалин, глядишь, пристрелит, а начальник полиции скажет, что я сам под бандитскую пулю попал, подставился. Решайтесь, Наталья. Я свет переверну, чтобы Вам хорошо жилось, где угодно, только не здесь. Здесь все прогнило. И Ваш отец по острию ножа ходит. Боюсь, он – конченый человек. Время его прошло. Будущее – за Молчалиным. У него ноутбук с автоматом Калашникова слит. И дело, и разбой в одном флаконе. Будущее и за нами, может быть, если уедем отсюда. С Молчалиными нам не равняться. У них все схвачено.