Врал Сказочник, как всегда. Но интересно.
Маркиза долго стояла на втором этаже, ждала, чтобы кто-то нажал на кнопку звонка. Кто проходит – тот нажмёт. Ей повезло. Ждала недолго. Дверь Кристининой квартиры распахнулась. И из неё выскочила, шурша блестящей кремового цвета юбкой, Кристинина мама. Она сладко пахла губной помадой. Тут же, как мячик, – сама Кристина в розовой курточке и в белом платочке. А за подружкой следом тяжело и шумно дышал мужчина. «Её папа», – решила Маркиза.
Её папа достал из кармана пачку с сигаретами и щёлкнул зажигалкой. Ещё он вынул ключи и запер дверь квартиры.
– Скорее – фффы, живее – фффы, живее, скорее! – торопил он непонятными словами. – Толян слюной исходит. Разговлятца – фффы!
Кристина как будто и не слышала отца. Она застыла как вкопанная и долго глядела на свою бывшую подругу Маркизу. Прямо в лицо. Она, наверное, тоже начала читать книги.
– Ты зачем? – спросила она.
– Мириться… Христосоваться, – хотела сказать, но шепнула Маркиза и рассмеялась. Она протягивала Кристине своё крашеное яйцо.
Кристина тоже рассмеялась. Но повеселей. Она стала вертеть яйцо в руках.
– Это ты сама нарисовала?!
– Сама! Давай ещё пальцами помиримся: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись».
По лестнице снизу возвращался её отец, весь в синем сигаретном дыму:
– Ффф-ы! Девочка?.. Ты зачем?..
– Это моя подружка! – твёрдо ответила Кристина. – Катя, ты знаешь.
– А это что у тебя в руках? Пфффы!
– Пап, ты что, ослеп? Это – яйцо. Катя мириться пришла.
– Объясни Кате, что мы устали. Мы с мамой очень устали, простояли всю ночь в церкви! Поняла, Кристина, объясни девочке. Мы, блин, всенощную стояли… М-да, объясни. А яйцо отдай. Верни. Ффф-ы! Птичий грипп ходит, неизвестно, откуда оно.
– Пап, это моя подружка. Яйцо – моё. Она мне его…
– Верни эту птичью заразу. Только что по телику показывали: в Дагестане лебедей отстреливают. Я, слава богу, продал твоих попугаев, теперь эти яйца. За-ра-за! Поехали разговляться, всё, я сказал. Пфффы!
Кристина яйцо не отдавала. На помощь явилась Кристинина мама.
– Я ей говорю, что надо быстрее ехать, ну, зайчик, объясни своей дочечке, что яйцо нельзя. А мы устали… Разговляться к Анатолию Михалычу!
– Она сама яйцо покрасила, – заявила Кристина. Ажурный батистовый платок у неё скосился набок, на одно ухо, губы дрожали. – Она это… Христосоваться пришла.
– Слушай, дочь. Мы в церкви были? Были! Молились? Молились! И тебя брали. И ты крест ложила? Ложила!
Он поиграл носком своего чёрного лакированного ботинка.
В кармане у Кристининого отца тонко и пронзительно зазвонило.