Сова присела на широко раскинувшем крону вязу, что рос во дворе Байтугана. Рассветный крик петуха в курятнике заставил её встопорщить перья, но с места не согнал. Там, внизу, громко вскрикнула птица. Незнакомая ей, но – птица! Может, её птенчик как-нибудь угодил в чужую птичью стаю? Он там? Не обижают ли его эти голосистые?
Сова спланировала к курятнику, влетела в широкий продух под его крышей. Громкое кудахтанье, истошный вопль петуха огласили утреннюю тишь, в курятнике поднялась катавасия. Не обнаружив своего малыша, сова так же неслышно, точно призрак, оставила в покое перепуганный курятник и направила свой полёт обратно к знакомому лесу.
Как при пожаре, панически металась Сяськабей возле потревоженного птичника, во весь голос взывая:
– Байтуган! Байту-гаан! Да проснись же ты, проснись!
Тот, заспанный, в нижнем белье вскочил на крыльцо.
– Ну чего ты голосишь, мама, как под ножом?
– Да ведь куры… до единой курочки у нас пропали… – пояснила Сяськабей плачущим голосом. – Сам погляди, ни одной пеструшки не видать!
Байтуган заглянул в курятник. Насесты были пусты, а на земляном полу распластался без признаков жизни петух. Кур действительно будто шайтан скрал.
– Та-ак, если б зверь какой, он бы тут пуха-пера на перину натряс… – недоуменно поделился он соображениями с матерью. – Хорь, скажем, либо лиса… и не сезон им. Да они столько кур за раз не передушат, не унесут. Дела-а…
– И правда – ни пушинки, – оглядела курятник Марпа апай. – Куда ж запропастились они? Петух с чего-то пропал… А, во-он в углу в соломку забилась пеструшка, живая будто, – старушка направилась к несушке.
– Ой, живая! – обрадовалась она. – Да надо поискать, покликать, авось и другие найдутся. Чипа-чипа-чипа!..
Ещё несколько куриц показались из-под сарая, из бурьянов. Марпа апай задала птицам корму. И вскорости пеструшки собрались возле кормушки все до единой – кроме владыки гарема, петуха. Был кочет пёстр и жарок пером, заботлив к своим многочисленным подружкам, но годами уже не молод. И появление в курятнике неведомого крылатого страшилища довело его до разрыва сердца. Это и в птичьем мире случается. Падишах-петух не вынес неожиданного потрясения.
Байтуган всё поглядывал на разлапистый вяз. На душе у него от утреннего происшествия тоже было муторно. А вяз, как-никак, стоял на месте моления их рода. Жрецы обращаются в трудную минуту жизни к дереву как символу их духовной опоры, веры. Всё вокруг священного древа ухожено, чисто выметено, и вяз точно чувствует особенное человеческое внимание, стоит гордо и статно.