— Карта? — Камбала поджал губы, явно собираясь по такому случаю что-нибудь да выцыганить.
— Повторяю для ясности: меня Карпий прислал.
— Ишь ты, диво-то какое! Карпий его прислал!..
Камбала вздохнул.
— Карта есть, конечно. Куда нам без карты.
Полез в карман ватника, пошарил, извлек несколько бумажек, одну из которых, изрядно замусоленную, и протянул.
— Осторожней…
Как Шегаев и ожидал, это была вовсе не карта, а всего лишь глазомерная копия маршрутного хода. Безвестный рыбовед шел когда-то через тайгу, отмечая контуры крупных озер. По его произвольной зарисовке можно было сделать только один вывод: воды в районе и впрямь хватает. Что, возможно, самым решительным образом свидетельствовало в пользу организации рыбного промысла. Но перспектив дорожного строительства эта замызганная цидуля никоим образом не проясняла…
— Спасибо, — разочарованно сказал Шегаев, возвращая листок. — Больше ничего нет?
— Нет, — помотал головой Камбала, копошась в бумажках. — Откуда? Да мне и не надо. Я ж тут не по картам! Я по агрономии!
Актовый зал был точь-в-точь как в Межевом институте — большой, просторный. По бокам колонны с капителями ионического ордера. Сверкающая хрусталем люстра, ряды деревянных кресел с откидывающимися сиденьями.
Там, где с левой стороны возвышалась трибуна, а правее — стол, за которым рассаживался президиум собрания или члены Ученого совета, на возвышении по центру стоял гроб, обложенный венками и букетами красных гвоздик.
Красного вообще было очень много: ленты, венки, нарукавные повязки, орденские подушки — все горело кумачом.
Большая часть присутствующих сидела, остальные, кому не хватило места или оно было для них не по чину, стояли по бокам в проходах и теснились у дверей. Одеты были парадно, торжественно, при регалиях, многие, если не большинство, в военной форме, в начищенных сапогах, бросавших блики на такой же начищенный, только не глянцево-черный, а красно-коричневый, под вишню, паркетный пол. Соблюдали благоговейную тишину, а если переговаривались, то вполголоса.
К трибуне по очереди подходили выступавшие. Шегаев различал обрывки фраз: «Потеряли смелого бойца!.. Отважный воин!.. Вся жизнь и все силы!.. Теснее сомкнуть ряды!.. Каждый должен отныне!.. Пример для каждого!.. Клянемся, что и впредь!..» В целом же речи сливались в невнятный шум, и он никак не мог понять, чьей памяти посвящена эта гражданская панихида.
Однако в какой-то момент человек, ведший процедуру, отчетливо сказал:
— Думаю, товарищи… нам следует послушать… товарища Шегаева!
Шегаев вздрогнул и похолодел — ему почудилось, что он узнал этого человека.