— Да, да, — бормотнул Бронников, встряхиваясь. — Я слушаю.
Знакомый голос… точно — знакомый!
— Герман Алексеевич, — повторил собеседник с легкой усмешкой. — Это…
И не успел он еще произнести свистящее начало своего поименования, как Бронников похолодел: Семен Семеныч!
— Это Семен Семеныч беспокоит…
Сделал паузу, дожидаясь подтверждения, что его признали.
— Вспомнили?
Почему на вахту звонит? То есть все, что ли, известно?! Даже за графиком дежурств следят?
Бронников напряженно хмыкнул:
— Ну а как же! Такое не забывается…
— Я, собственно, по пустяку. Тут вот какое дело. Можете подъехать?
— Куда подъехать?
— К нам.
— К вам?
Прежде, когда впервые выпало им побеседовать, он бы, пожалуй, не задал этого тупого вопроса. Тогда, полгода назад, Семен Семеныч, помнится, ткнул в нос грозную свою кагэбэшную ксиву — и Бронников поплелся, как баран на заклание. Без всяких вопросов. Они хотят встретиться! Какие могут быть вопросы? — они хотят, значит, надо.
— А зачем?
Семен Семеныч делано замялся.
— Поговорить бы надо, — пояснил он. И добавил урезонивающе: — Не по телефону же.
— Да? — нагло удивился Бронников. — А почему не по телефону?
— Ладно вам. Вы же понимаете.
— Допустим, понимаю. Но почему я?
— То есть?
— То и есть! — пуще наглел Бронников. — Сами только что сказали: надо поговорить. Кому надо? Мне не надо. А если вам надо, вы и подъезжайте. Милости прошу!
— Э-э-э…
Ну да ему ждать, пока там этот топтун с мыслями соберется, недосуг. Не нашелся с ответом — получи!
— До свидания!
И злорадно бросил трубку.
О чем, собственно говоря, пожалел сразу, как она упала на рычаги. Даже, пожалуй, еще долететь не успела — а он уже пожалел.
Ах, зря, зря! Ущучил! Да если Семен Семенычу вздумается, он так ущучит, что…
Не плюнет, не забудет, из списка не вычеркнет, перезвонит непременно.
Однако час прошел, другой — тишина.
Черт бы его побрал!..
* * *
Игорь Иванович заходил к нему под лестницу, как правило, под вечер.
Выглядел он моложе своих семидесяти, а кроме того и одевался совершенно не по-стариковски. Распахнет ворот светлого плаща, стянет и бросит на кушетку шелковый шарф… Бронников, вечно ощущавший кургузость своих одеяний, немного даже завидовал. Другого хоть в царскую мантию наряди — все как корове седло. А этот дорогими вещами похвастать не может, а вот надо же: все на нем как влитое, все идет, все, как говорила Кирина баба Сима, личит. Фигура, что ли, такая? — высокий, худощавый, прямой, рука крепкая, как у лесоруба или каменщика; о возрасте если что и говорит, так только седина. Ну и морщины, конечно…
Потрогает рукой сиденье гостевого стула, сядет с осторожностью.