На рабьих работах норма никогда не выполняется — попробуй-ка из промерзлой земли корни голыми руками рвать. Значит — штрафная пайка; а на двухстах граммах далеко не уедешь. Приработка в такой дыре быть не может. Это в Чибью, где начальство рядом, можно кое-где подхалтурить: монтер проводку починит у начальника или вольнонаемного, слесарь отремонтирует замок, из ворованной железки соорудит нужный в хозяйстве серп. Через внутренний товарооборот каждый получит то, что нужно, в обмен на то, чем владеет: электрик сопрет керосина, отнесет в пекарню, там его снабдят такой же спертой мукой. В Чибью работяги умудрялись жить на левых хлебах, а пайки свои сушили и отправляли посылками домой, семье. А здесь — дичь. И следовательно, должен быть неподалеку какой-нибудь овражек, куда сносят умерших. Везде есть, но в такой-то глухомани, на такой гибельной бескормице овражек нужен позначительней…
Строения охватывал традиционный частокол, оснащенный поверху несколькими рядами колючки. Где-то возле барака охраны негромко трещал мотор. На столбах горели электрические лампочки. Снаружи натянуты длинные рыскала, и гремят по ним цепями сторожевые овчарки. Выглядели псы довольно сытыми, но при всяком движении внутри зоны поднимали остервенелый лай. По углам — лагерные вышки. На каждой попка торчит. Завидит во внеурочное время узника, непременно выкрикнет: «Кто идет?!» А виновник должен тотчас же ответить: к примеру, з/к такой-то, статья такая-то, срок такой-то направляется в сортир с целью оправиться.
«В общем, — заключил про себя Шегаев, — сельхозом это все называется или не сельхозом, а порядок такой же, как везде».
Когда вернулся, в конторе уже сидели двое. Шегаев поздоровался и сказал о себе то, что положено говорить при знакомстве, — статью, срок, имя. Они тоже представились: учетчик Богданов и главбух Вагнер. Оба тянули по пятьдесят восьмой. И Богданов тут же принялся посвящать его в детали тутошней жизни.
По его мнению, хозяин — начальник сельхоза Карпий — получил эту должность как человек психически травмированный, не способный более работать в органах.
— Конечно, — говорил Богданов жарким шепотом изможденного, обессиленного человека, — одно дело на войне людей гробить, в бою, когда тебя самого убить могут, другое — безоружных истязать! Да еще заведомо зная, что они ни в чем не повинны. Вот он и спятил!..
— Конечно, — кивал Шегаев, а про себя усмехался.
«Заведомо зная!» Ничего себе! Ему-то всегда казалось, что наоборот: следователи заведомо уверены, что узники виновны, только не хотят признаваться в содеянном… И что касается состояния психического здоровья, тоже ерунда: если Карпию нельзя оставаться следователем, то почему можно быть начальником лагеря? Разве тут ответственности меньше? И разве можно считать новую должность понижением?