— Ваш тон, капитан, наводит на размышления, — поддразнил его маркиз. — Может быть, на вашем пути уже повстречались такие глаза?
— На моем? — воскликнул капитан, стряхнув с себя мимолетную серьезность, и продолжал прежним веселым тоном: — Глупости! Надеюсь еще довольно долго не сдаваться «жребию всех смертных». Обещаю вам это.
— Жаль, что здесь нам не представится случая оправдать такую геройскую решимость, — заметил Чезарио. — Наши единственные соседи ведут настолько замкнутый образ жизни, что не приходится делать и попытки к знакомству. Молодая синьора…
— Молодая синьора? Где?
Гуго разом вскочил на ноги. Маркиз указал на оливковую рощу, среди которой была расположена соседняя дача; от нее до «Мирандо» было всего минут десять-пятнадцать ходьбы.
— Вот там. На вилле «Фиорина» уже несколько месяцев живут, кажется, даже ваши соотечественники, немцы, поселившиеся там на все лето. Но они, по-видимому, обрекли себя на полное одиночество и нигде не показываются, никого не принимают у себя, а прогулки ограничивают парком и террасой, так что с ними совершенно невозможно познакомиться.
— А дама красива? — с оживленным любопытством спросил Гуго.
Чезарио пожал плечами.
— При всем желании не могу ответить на этот вопрос. Я видел ее всего лишь раз, и то мельком и издали. У нее стройная фигура молодой женщины и красивые густые волосы с золотистым отливом. Лица ее я, к сожалению, не видел, так как она отвернулась, а я в тот момент довольно быстро ехал верхом.
— Проехали, не увидев ее лица? Маркиз, я удивляюсь вашему стоицизму, но торжественно отказываюсь подражать ему. Не позже чем сегодня вечером я сообщу вам и Рейнгольду, хороша ли собой дама или нет.
— Это будет довольно трудно, — улыбнулся маркиз. — Ведь вы слышали — они никого не принимают.
— Ба! Как будто мне это помешает! — весело воскликнул Гуго. — Это именно и интересно! Недоступная вилла, невидимка-дама, к тому же блондинка и немка… я все расследую, основательно расследую. Долг земляка обязывает меня!
— Слава Богу, что вы направили его на этот след, Чезарио, — сказал Рейнгольд. — Надеюсь, мы будем избавлены теперь от его еле сдерживаемой зевоты во время наших разговоров о музыке. Я хочу сказать еще кое-что относительно партитуры.
Молодой маркиз встал и с видом просителя опустил руку на плечо Рейнгольда.
— А как же опера? Неужели вы неумолимо будете стоять на своем? Уверяю вас, Ринальдо, требуемые вами изменения, как я сам убедился, невозможно произвести до осени. Придется снова откладывать представление оперы, а общество ждет ее уже несколько месяцев.